– Но, папа, как можно думать о замужестве, когда мама так больна?

Лицо сэра Горация посуровело.

– Тебе еще предстоит узнать, дорогая, что в нашей жизни долг превыше всего, – сказал он строго. – Так принято в том обществе, в котором мы родились. В театре есть поговорка: «Занавес должен подняться». Это означает, что как бы ни был утомлен или даже болен актер, на суд публики он вынесет самое лучшее свое творение. Личная жизнь не должна влиять на его искусство. То же самое относится и к нам.

– Но это так тяжело, папа, – прошептала Камилла, с трудом сдерживая слезы. – Мне просто невыносима сама мысль о том, как страдает милая мама.

– Она станет страдать еще больше, – заявил сэр Гораций, – если будет думать, что ты поступаешь не так, как надлежит, и не выполняешь того, что от тебя требуется. Князь ждет, Камилла, и завтра ты отправляешься в Мелденштейн.

Он говорил резко, как будто боялся, что Камилла начнет протестовать, но у нее уже не осталось сил сопротивляться. Она закрыла лицо руками, и сэр Гораций нежно положил руку на голову дочери.

– Ты станешь очень важной особой, моя дорогая, – произнес он с удовлетворением в голосе. – Дни беззаботного детства прошли, и я уверен, что и твоя мама, и я будем очень гордиться тобой.

– Я надеюсь, папа, – только и удалось вымолвить Камилле, поскольку слезы душили ее.

Словно почувствовав раздражение при виде ее слабости, сэр Гораций подошел к секретеру и взял листок бумаги.

– Я попытался вспомнить основные обычаи Мелденштейна и правила этикета, принятые при дворе, и хочу, чтобы ты внимательно все прочитала. Я отдаю себе отчет в том, что ты начинаешь новую жизнь, в которой, как это ни прискорбно, ты совершенно несведуща. Но ты всегда была достаточно умна, поэтому, приложив усилия и ознакомившись с моими наставлениями, ты никогда не будешь испытывать неловкости или замешательства.

Камилла достала из-за пояса маленький носовой платочек.

– Спасибо, папа, – проговорила она, промокая глаза.

– Обед будет через час, – заметил сэр Гораций, доставая из жилетного кармана свои золотые часы. – Надеюсь, наш новый гость не опоздает?

– Какой гость? – спросила Камилла. – К нам кто-нибудь собирается приехать?

– Я говорил тебе о нем два дня назад, – ответил сэр Гораций, и в его голосе прозвучал упрек. – Как я и предполагал, Камилла, ты не слушала меня, когда я вслух читал письмо от ее высочества.

– Прости, папа, у меня было так много забот.

– Княгиня потрудилась устроить так, чтобы ее племянник Хьюго Чеверли вместе с баронессой сопровождал тебя в дороге. Княгиня проявила большое внимание и заботу, побеспокоившись о том, чтобы у тебя был английский эскорт. Ты должна быть благодарна, Камилла.

– Да, папа, я очень признательна княгине, – послушно ответила Камилла.

Она решительно вытерла глаза и засунула носовой платок за голубой пояс, охватывающий ее тонкую талию. Повязанный поверх нового муслинового платья, сшитого дорогим модным портным, пояс очень украшал Камиллу.

– По-моему, тебя не очень интересует джентльмен, в чьем обществе тебе предстоит провести почти неделю, – сказал сэр Гораций, слегка приподняв брови.

– Прости, папа, – извинилась Камилла, заставляя себя сосредоточиться на его словах. – Расскажи мне о нем.

– Он, как я уже говорил, племянник княгини. Его отец, лорд Эдуард Чеверли, был младшим сыном четвертого герцога Элвестона. Приятный человек, я хорошо помню его.