Сердце бухнуло совсем неприлично сильно и в горло.

Что это значит? Это значит, что… Черт, в какой стороне эта кофейня?!

* * *

Он был там. Сидел за столиком у окна, тем самым, что и в прошлый раз. На столе стояло две нетронутые чашки — одна с капучино, другая с эспрессо.

Кристина остановилась у стеклянной стены кофейни и смотрела. Нет, даже не смотрела — впитывала.

Мягкий отблеск темных волос. Чеканный профиль. Четко очерченная линия челюсти. Красивые сильные руки сложены на столе.

И две чашки кофе.

Кристина стояла, не в силах сдвинуться с места. Ей было одновременно так больно и так сладко, как никогда в жизни.

Вот там, за стеклом, сидит человек, которого она любит. Сильно. Как никогда и никого в жизни.

А он?

А он сидит в кофейне, когда-то ставшей начальной точкой того, что разметало их друг от друга. Перед столом, на котором две чашки кофе. А он один.

Нет. Не один. Нас двое, любимый.

Наверное, Кристина сделала какое-то неосознанное движение — и Марк вдруг повернул к окну голову. Выражение сильнейшего потрясения на его лице так взметнуло ее внутреннее «больно и сладко», что Кристина едва не задохнулась и не пошатнулась. А Марк, после короткого замешательства, вскочил на ноги, по-прежнему не сводя потрясенного взгляда с Кристины. А потом они одновременно бросились к дверям кафе — каждый со своей стороны. Но Кристина успела первой — ведь ей не надо было выбираться из-за стола. Она влетела в кафе, где тут же врезалась в Марка.

А он из рук ее уже не выпустил. Обнимал крепко, тяжело дышал, будто не десяток метров преодолел, а сотню. Она чувствовала, как бурно двигается его грудь, к которой он прижимал ее. Как щекочет шею его частое дыхание. И не было на свете человека счастливее Кристины.

Она не знала, сколько они так простояли. Но Марк вдруг заговорил. Точнее, зашептал ей на ухо — все еще тяжело дыша и хрипло.

— Понимаешь… Я всегда знал, что должен прожить достаточно долго, чтобы обеспечить всем необходимым Веронику. А теперь я точно знаю, что моей жизни должно хватить, чтобы убедить тебя в том, что я тебя люблю, — руки его сжались еще сильнее. — Моя Крис.

Кристина подняла руку и прижала пальцы к его губам. Не надо. Не сейчас. Не здесь.

Она почувствовала, как он накрыл своей рукой ее руку на своих губах. Как переплелись пальцы.

— Нельзя дать кофе остыть.

* * *

Они сказали друг другу совсем мало слов. Кофе пили молча — он все же не успел до конца остыть. Пили, молчали, смотрели друга на друга.

Им с лихвой хватало этого разговора глазами.

А потом обе чашки — уже пустые — опустились на стол.

Кристина встала и протянула Марку руку.

— Пойдем.

* * *

Полупустой венский трамвай. Они стоят так близко, что то и дело касаются друг друга. А его рука крепко и, одновременно, бережно придерживает ее за поясницу. Уже в самом конце пути Кристина не выдерживает и прижимается щекой к мужскому плечу.

Что же так долго едет этот трамвай!

* * *

Они не стали зажигать свет — потому что на улице еще не стемнело. И длины ее волос теперь не хватает, чтобы спрятать их от всего мира. С этим справляются его руки, унося ее в спальню с глухо задернутыми шторами и опуская на широкую постель.

Марк не знал, как все будет. Нет, не в физиологии дело. Тут ничего нового не придумать. Он просто понимал, что сейчас от него ничего не зависит. Все будет так, как решит она. Он не возразит ей ни единым словом. Не сделает ничего, что бы ей не понравилось, чего бы она не захотела.