Клиффорд Саймак. Брат
Он как раз сидел в кресле-качалке посреди вымощенного плитами дворика, когда проезжавшая по дороге машина остановилась перед его воротами. Выбравшийся оттуда совершенно седой незнакомец открыл калитку и зашагал по дорожке к дому, едва заметно шаркая ногами. «Старик, — отметил про себя сидевший в качалке, — не такой древний, как я, но тоже старик». — Вы Эдуард Ламберт? — спросил приезжий, останавливаясь перед человеком в качалке. Тот кивнул. — Я Теодор Андерсон. Я из Мэдисона, из университета. — Садитесь, пожалуйста, — указал Ламберт на вторую качалку. — Далековато вы забрались от дома. — Да не очень, — хмыкнул Андерсон. — Всего миль сто. — По мне, так и это далеко. Я ни разу в жизни не забирался дальше, чем за двадцать миль. Космопорт за рекой — предел моих странствий. — И часто вы навещаете порт? — Одно время — частенько, когда был помоложе. Теперь уж нет. Отсюда прекрасно видны и прибывающие, и отлетающие корабли. — А вы сидите и смотрите? — Раньше — да, но теперь и с этим покончено. Так, брошу взгляд порой, но больше не слежу за ними. — Насколько я понимаю, у вас есть брат, и сейчас он в космосе. — Ну да, Фил. Из всей нашей семьи лишь он подался странствовать. Нас было двое. Идентичные близнецы, знаете ли. — И вы с ним встречаетесь? То есть, он ведь должен время от времени вас навещать? — Бывает. Всего раза три или четыре. А в последние годы так и вовсе не бывал — со времени его последнего визита прошло лет двадцать. Он вечно торопился, задерживался лишь на денек-другой. И всякий раз у него в запасе были грандиозные истории. — Но вы-то сами за все это время никуда не выезжали — по вашим же словам, дальше двадцати миль от дома вы не бывали? — Было время, когда я хотел отправиться с ним, но не мог. Мы появились на свет довольно поздно, и когда были еще молоды, родители уже состарились. Кто-то из нас должен был остаться с ними. А когда их не стало, я уже сам не мог уехать — слишком большой частью моей жизни стали и здешние холмы, и леса, и речушки. — Понимаю, — кивнул Андерсон. — Это очень явно читается в ваших работах. Вы стали пасторальным певцом нашего столетия. Я цитирую чужие слова, но вы наверняка с ними знакомы. — Писатель-натуралист, — хмыкнул Ламберт. — Некогда это было великой американской традицией. Когда я только начинал писать на эту тему лет пятьдесят назад, она давно вышла из моды, а теперь снова вошла в популярность. Каждый дурак, способный связать два слова, пишет о природе. — Но никому это не удается так хорошо, как вам. — Я просто занимался этим дольше других, у меня больше опыта. — Ныне возникла великая нужда в вашем творчестве. Это остатки почти утраченного нами наследия. — Пожалуй, — кивнул Ламберт. — Возвращаясь к вопросу о вашем брате… — Минуточку, пожалуйста, — перебил Ламберт. — Вы обрушили на меня град вопросов без всякой предварительной подготовки, не поговорив даже о погоде и не затевая обычного обмена любезностями. Просто ввалились сюда и выложили свои вопросы. Да, конечно, вы представились и сказали, что вы из университета — да и только. Мистер Андерсон, сообщите мне просто для сведения, кто же вы такой. — Ах да, простите! Признаюсь, я проявил недостаток тактичности, хотя она является непременным атрибутом моей профессии, и мне не следует забывать о ее значении. |
