Я замер и целую вечность не мог сдвинуться с места. Мою голову раздирали страшные мысли.

Где наш Йожо? Кто знает, на работе ли он вообще! Ведь с самого утра идет дождь! А сегодня я его и вовсе еще не видал! Боже мой, что с ним?!

Я помчался вниз по лестнице, хотел узнать у мамы, но ведь ей я ничего не мог сказать! Через набитую туристами столовую я выскочил на улицу. Шел дождь. Крупный и редкий, но мне было все равно; даже если бы лило как из ведра, я все равно побежал бы искать Йожо.

Я мчался, а за мной мчался «последний дождь», прыгал «гроб», украшенный сосновыми ветками, катилось «кровавое солнечное блюдце». Йожо, брат! Йожо! Вок!!

В легких у меня что-то попискивало. Мне кажется, я даже плакал и причитал, что убью ее. Убью эту Яну, если этот день действительно будет последним Йожкиным днем!

У меня уже начало покалывать в боку. Но тут из-за поворота вынырнул участок дороги, на котором идет строительство.

Вокруг ни души. Ноги у меня стали свинцовыми.

Я кинулся к бараку.

И в этот момент из-за взорванной скалы показался Вок!

Голова и спина у него были прикрыты бумажным мешком из-под сахара. Он толкал перед собой по доске тачку, полную щебня. Доска под ним раскачивалась, и казалось, что он танцует. Мне даже послышалось, будто он насвистывает что-то в такт шагам. Я очень обрадовался. Хотел было броситься к нему, но тут же остановился, потому что, провалиться мне на этом месте, я просто не знал, что ему сказать.

— Ты как сюда попал, Дюро? — удивился он, увидав меня.

У меня мелькнула спасительная мысль:

— Тренируюсь в беге!

— Под дождем? — Он поставил тачку. — Ты что, рехнулся?

Честное слово, ничего другого мне не пришло в голову.

— Пошли домой, — заглянул я ему в лицо.

— Вот теленок, — сказал Йожо и двинулся дальше, толкая перед собой тачку.

А я и впрямь стоял как теленок. Мне совсем не хотелось идти обратно. Возвращаясь, Йожо оставил тачку и приказал:

— Сыпь в барак!

В бараке сидели двое минеров и пятеро рабочих. Весело потрескивал огонь в печи; они курили. Йожо вошел следом за мной, сбросил с себя брезентовую куртку и накинул ее на меня. Волосы я вытер носовым платком.

— Не надрывайся так, сынок, — сказал, обращаясь к Йожо, старый рабочий. — Не то перестанешь расти и останешься карапузом.

Все засмеялись. Ведь наш Вок уже и сейчас вымахал выше их всех.

— Или ты собираешься жениться? — принялся разыгрывать его другой. — И тебе нужны деньги?

Йожо покраснел как рак. Я оцепенел, но зря.

— Мне просто нравится работать, когда дождь идет, — вежливо ответил Йожо.

Скажите пожалуйста!

Потом он смерил меня с головы до ног, чтобы другие видели, что и он может кому-то приказать, и строго прошипел:

— В другой раз я швырну тебя в электропилу и ты покатишься на Быстру в виде полена!

Раньше я бы огорчился, что Вок на меня злится, но теперь-то я уже знал, что он совсем не такой, какого из себя строит.

Ну конечно! Он подмигнул рабочим и за моей спиной засмеялся.

Подумать только! И тут же все: и «последний день», и «кровавое блюдце», и «кустарник на могиле» — сразу исчезло. Как только я надел Йожкину брезентовую куртку, я сразу понял, и чем дело. В кармане шелестело письмо!

Теперь я буду повнимательней к его стихам.

В бараке было здорово! Полно дыма и блох.