Но вибрамы мне хочется. И еще техасы. И свитер, как у Вока.
Да, не самый плохой праздник — рождество. Получаешь подарки, льют в формочки шоколад, нет уроков, школьники возвращаются домой, и наш дом полон лыжников.
Бой может радоваться, что я его не пришиб, когда узнал, что этот балда все напортил.
В предпоследний день перед праздником он не явился встречать меня. Еще издали я понял почему: он сидел на цепи! С тех пор как я живу на свете и стоит мир, у нас такого не случалось ни с одной собакой!
Что же он такое опять натворил?! Не могу себе представить такого преступления, из-за которого отец может посадить собаку-спасателя на цепь, а мама с Габкой это допустить.
По ступенькам сбежала Габа. Бой загремел толстой цепью и попытался дотянуться до нее. Но она на него даже не взглянула. Бой продолжал прыгать. Габка повернулась и изо всей силы треснула его своей маленькой ручкой.
Я кинулся Габуле навстречу. Она бежала ко мне и готова была вот-вот расплакаться.
— Свинья противная! — кричала она. — Противная собака… Знаешь, что он натворил?
— Что?
— Серночку, — всхлипывала она, — серночку сожрал!
— Не болтай! — окаменел я. — Какую серночку?
— Живую! В лесу…
Я перевел дыхание. Не может быть! Глупости. Без ружья серну не поймать никому, разве только волку или рыси. Во всяком случае не такому увальню, как наш Бой.
— Кто посадил его на цепь? — спросил я спокойно.
— Папа! — стала успокаиваться Габуля. — Знаешь как он лупил его! Ужасно! Поймал на месте…
— Где он его поймал?
— Он из снега выгребал мясо и собирался жрать.
— Что за мясо? Из какого снега?
— Да я же говорю тебе! — обиделась Габочка. — Мясо серночки. Целую заднюю ногу!
— Что ты путаешь? — крикнул я. — То говоришь — из-под снега, то серны.
— Да, серны! — плакала Габуля. — Да, из-под снега…
Я оставил ее и побежал в дом искать отца. Одно мне было ясно: ни за что ни про что отец не посадит Боя на цепь.
В кухне я узнал страшную правду.
Уже два дня Юля замечала, что Бой не ест из общей миски. Немного похлебает и исчезает. Из окна кухни она проследила, как он прокрадывается за поросячий хлев на опушке леса и как потом облизывается, возвращаясь обратно. Утром она пошла за ним, но Бой ее заметил, обогнул с невинным видом хлев и вернулся к миске. Но только Юля не дала ему есть. А потом рассказала обо всем отцу. Голодный Бой через полчаса снова отправился к лесу и налетел прямо на отца, поджидавшего его за хлевом. Бой не учуял отца, стоявшего против ветра, ловко разгреб снег и, пристроившись к мясу, приготовился спокойно поесть. Когда отец оттащил его, Бой впервые в жизни оскалил на него зубы. Страж делает это частенько и на кого угодно, кроме отца. Бой никогда ни на кого не ворчит и зубы не скалит, а тут вдруг на отца!
Сбесился! Наверняка сбесился, бродяга несчастный!
Я выбежал на крыльцо и поглядел на Боя, сидящего на цепи. Вид у него был кроткий и несчастный. Увидев меня, он жалобно заскулил, прося, чтобы я освободил его. Сиди, сиди, кровожадная собака! От меня пощады не жди!
Так и осталось загадкой, откуда Бой взял эту серну. Или сам ее поймал, или нашел ее, убитую браконьерами. Не удалось установить, откуда он ее приволок, а потом так хитро зарыл в сугроб. Теперь почти каждый день идет снег.
— Может, это был только один кусок? — сказал я. — Ведь мы обнаружили только ногу.
— Неважно, — проворчал отец, подошел к Бою, дал ему понюхать кусок мяса и как следует отодрал ремнем. |