|
Взревев, Горгот отпрянул назад. Если бы он не был мокрым и облепленным слизью, ему бы в жизни не выскользнуть из хватки существа. Ему и так удалось вырваться, пожертвовав лишь куском кожи, только потому, что механизм, зацепившись за цепь, резко остановился. Там, где существо схватило его за плечо, сочились кровавые борозды. Существо отпрянуло к столбу, удерживаемое своей новой привязью.
– Беги! – Повернувшись, Горгот последовал собственному совету. Он отчаянно побежал, неистово шлепая, ожидая, что машина размолотит свои оковы и бросится вслед. Но звуки его бегства потонули в оглушительном грохоте. Свет погас, и водяной вал сбил его с ног.
Он поднялся в полной темноте, сплевывая попавшую в рот гадость. Мучительно болела грудь.
Горгот стоял, ничего не видя, прислушиваясь. Должно быть, колонна не выдержала раньше, чем цепь, и рухнувшая крыша похоронила и существо, и фонарь. Куски потолка продолжали обваливаться, нарушая тишину случайными всплесками.
– Вы... – Его всегда низкий голос прогрохотал еще ниже, чем он считал возможным. – Вы здесь? – У мальчиков не было имен. Ребенка не нарекали, пока не были уверены, что он выживет.
Ответа не было.
Горгот стоял весь промокший. Он понятия не имел, в какой стороне находилась труба. Медленно двинувшись в направлении следующего всплеска, он попытался не думать о терзающей грудь боли. Единственной его надеждой было найти под обломками фонарь. Слабой надеждой.
Ноги нашарили то, что он принял за обломки рухнувшего потолка. Когда он наклонился, готовый начать поиски, над водой вспыхнул слабый свет. На вершине кучи сидели двое мальчиков – тощие, с выступающими ребрами и бугорками позвонков на спине. Отмеченная ядом кожа вся покрыта алыми и черными полосами. Старший держал перед собой руку, вся кожа которой светилась, как железо в кузнице. Отголосок звездного света, которым обладала Джейн, но несущий с собою тепло, от которого над малышом поднимался пар.
Новый приступ нестерпимой боли заставил Горгота выругаться и взглянуть на свою грудь. Ребра торчали из грудины, прорвав кожу. Яды Зодчих не убивали левкротов, они уродовали их. Если он останется здесь дольше, то изменится до неузнаваемости.
В лучах палящего света Горгот определил направление и шатаясь вернулся к трубе. Он ничего не сказал своим племянникам. Они либо последуют за ним, либо нет. Он не мог утверждать, что пришел спасти их. Боль в груди подгоняла. Еще немного, и он готов будет врезаться головой в колонну, лишь бы остановить ее. Он предложил мальчикам своего рода выбор. Быстрый конец в качестве жертвы некромантов для оплаты кровавого долга племени или медленная смерть, уродующая их по своей прихоти пока совсем не задушит.
Пока он забирался в трубу, его ребра совсем прорвали кожу и теперь торчали из груди, как клешни монстра. Мальчики стояли внизу, меньшему вода была по шею, тот что повыше продолжал светиться, держа руку над водой. Горгот дотянулся до них и поднял наверх. Дотронувшись до светящейся руки, он почувствовал исходящий от нее жгучий жар. Горгот мог, не опасаясь обжечь кожу, перебирать пальцами горящие угли костра, но ребенок был еще горячее.
Спустя несколько минут все трое выбрались из разрушенной трубы в туннель Зодчих, где Горгот расстался с Хеммаком. Если бы сестра была ростом с Горгота, она могла бы сбежать, а не увела бы детей вниз, где и нашла свою смерть.
На обратном пути никто не проронил ни слова. Дети были молчаливы и сдержаны. Свечение старшего угасло, и последнюю милю Горгот вел их вслепую, только топот маленьких ножек давал ему знать, что он не один.
Хеммак встретил их в западной пещере, идя навстречу с поднятым над головой смоляным факелом.
– Решил понюхать, не идешь ли ты! – Когда они подошли ближе, он пригляделся. – Алитея?
– Нет, – покачал головой Горгот.
– Иисусе! – отпрянул Хеммак, когда Горгот вышел на свет. |