— А жизнь потеряла бы всякий смысл. Ноне обратиться ли нам к теме нашей встречи? — перебил Жак де Визан. Англичане насторожились.

— Допустим, ваши сведения верны, — сказал Жак. — В этом случае нам было бы так же прискорбно покидать Крестовое воинство, как и оставлять нерешенной одну из наших общих задач. Вот почему в качестве прощального братского жеста мы бы хотели помочь вам найти ответ на нее.

Болдуин внимательно посмотрел на француза.

— Вы, конечно, говорите о…

— О недавнем убийстве вашего соотечественника, Конрада Монферрата.

— Простите, но меня удивляет ваша обеспокоенность смертью англичанина. Даже такой, как смерть Конрада.

— Такой же, как давняя гибель нашего соотечественника, Раймона де Шатиллона.

Уточнения были излишни. Шестью годами раньше, нарушив перемирие между крестоносцами и войсками Саладина, Раймон де Шатиллон напал на караван сестры Саладина. Это оскорбление не было заглажено контрибуцией, начался джихад, священная война мусульман против европейцев. Через год, во время осады Иерусалима, голова Шатиллона была найдена на алтаре Святой Гробницы. Рядом лежал нож с кривым лезвием.

С тех пор были совершены дюжины подобных убийств, достигших своей цели и научивших крестоносцев бояться ночной поры. Не далее как вчера утром Конрада Монферрата обнаружили на алтаре, возведенном в честь взятия мусульманской крепости. Рядом снова лежал кривой нож, который у европейцев уже прочно ассоциировался со “старыми горцами” и их фанатичным культом.

— Убийцы.

Роджер сморщился так, будто собрался выплюнуть вино, только что пригубленное из кубка.

— Трусы. Воры, похищающие жизнь в темноте. Рыцарю подобает умирать при свете дня, в открытом поединке, показав свое искусство врагу, даже если он варвар. Эти негодяи не имеют понятия о чести, достоинстве и воинской доблести. Презренные ничтожества.

— Важно, что они существуют, — заметил Пьер де л'Этаж. — И еще важнее, преуспевают в достижении цели, Должен признаться, иногда я опасаюсь, что следующей на алтаре окажется моя голова.

Остальные закивали — в знак того, что относили подобные страхи и на свой счет.

— Мы не можем ничего поделать с ними. Разве что перед сном будем выставлять больше телохранителей, — сказал Уильям Глоучестер. — Хотя убийцы все равно проникают сквозь нашу охрану. Они как будто становятся невидимыми.

— Не стоит награждать их ореолом таинственности, — мрачно усмехнувшись, произнес Жак. — Они такие же люди, как и мы с вами. И так же превосходно обучены.

— У них варварская тактика. С ними невозможно бороться, — сказал Уильям.

— Вы так думаете?

Все взгляды обратились на Жака.

— А что, у вас есть какое-то предложение? — спросил Роджер.

— Возможно.

— Какое же?

— Гасить огонь с помощью огня.

— Я не желаю обсуждать подобные предложения, — нахмурился Уильям. — Пользоваться их грязными методами? Стать такими же трусливыми негодяями? Подкрадываться к их предводителям, пока они спят? Это немыслимо.

— Потому что до этого никто не додумался?

Уильям резко поднялся на ноги.

— Потому что это против воинских правил.

— Они варвары. Дикие варвары, а не воины, — сказал Жак. — И если им недоступны понятия о чести и доблести, то мы вовсе не обязаны воевать с ними по правилам рыцарей.

Его замечание возымело действие. В палатке воцарилось задумчивое молчание.

Наконец Уильям кивнул.

— Признаюсь, я желал бы отомстить за Конрада.