Бухта — одно из самых ранних поселений колонистов, находится на острове между рукавами реки, именуемой географами Братства Змеиной. В основном здесь традиционно селились выходцы из Д’Алви и Калины, впрочем, во времена колонизации полуострова эти варварские королевства носили иные имена, канувшие в Великую Пустоту.

Один умный и предприимчивый старейшина отловил в море нескольких кальмаров и осьминогов, дабы внимательнее их изучить как основное оружие дикарей, обитателей топей Центральной Флориды. Набеги этих кочевников сильно беспокоили колонистов в первые годы заселения, и до сих пор мешают научным поискам братства в древнем городе на южной оконечности полуострова.

Однажды в котлован, наполненный соленой водой, где «приморские флоридяне» содержали пленников, по суше приплелся еле живой спрут. По виду он казался самым настоящим верховым животным дикарей Внутренней Флориды. Пока часовые били тревогу и собирали ополчение, спрут прокрался меж перевернутых кверху килем баркасов к котловану, и тут же нырнул в него, окатив сбегающихся на крики дозорных воинов фонтаном теплой воды.

Старейшина во второй раз проявил находчивость. Приглядевшись к творящемуся в «бассейне», он велел своим воинам опустить оружие, и расходиться по домам. Сам же престарелый кораблестроитель примостился у края котлована, по стариковски свесив в прохладную воду уставшие ноги.

Приблудный Конь показался людям едва живым неспроста. Это впечатление производилось спрутом из-за терзавшей его застарелой любовной истомы. Будучи от рождения семилапым и не очень привлекательным для самок своего собственного рода, предпочитавших статных восьмилапых красавцев, данный экземпляр удалился от своего хозяина, идя по следу слабого ментального сигнала, идущего со стороны людского поселения. Дальняя дорога посуху и встреча с лесными хищниками не испугала половозрелого осьминога. Лемут совершил самый настоящий подвиг, лишний раз продемонстрировавший — для любви преград не создала даже Смерть и ее чудовищные последствия.

Кони племени Хвоща давным-давно потеряли всяческую связь со своими морскими предками. Произошло это тысячи лет назад, когда небольшая колония облученных спрутов гигантской волной, вызванной близким падением бомбы, оказалась заброшена в топи.

Понятное дело — затянутой тиной оказалась лишь центральная часть полуострова. Топь не граничила с морем, от соленых брызг торфяники отделяли многие мили суши.

Морские спруты, также не лишенные зачатков ментальной силы, разумеется, ни в какие симбиотические отношения с родом людским не вступали. Конь из топей Внутренней Флориды за века, проведенные в изоляции от соленой воды, сделался совершенно иным существом, нежели его морские предки. Потому-то престарелому мореходу и показалось забавным наблюдать, как пресноводный Конь пытается соблазнить океанических монстров, так сказать, «разговаривая на другом языке». Впрочем, недолго пришлось старейшине ухмыляться в бороду и давать «бестолковому и стеснительному жеребцу» полезные советы. Любовь (что известно было еще до наступления Смерти), языковых барьеров не знает точно так же, как пространственных. Природа бурно взяла свое, и староста вынужден был немедленно ретироваться, при этом рискуя оказаться смытым поднявшимися волнами в мутную водицу «бассейна».

Когда бурные любовные утехи закончились, поздоровевший и довольный Конь легкой иноходью отправился назад, в родную Центральную Топь. «Морские» даже приставили этому весьма неагрессивному и забавному осьминогу охрану, сопроводившую его до самой торфяной кромки. Там как раз дожидался своего скакуна встревоженный хозяин. Увидев, что его скакуну не причинен никакой ущерб, представитель грозного племени порылся в своем халате и метнул на кочку, где сгрудились мореходы, горсть крупных черных жемчужин.