Жемчуг оказался неимоверно редким и ценным. Хозяйственный староста на него выменял у пришвартовавшихся к его мыску мореходов далекой страны Калина два ящика гвоздей и новенький парус. Но не только этим ограничился сей забавный эпизод.

По весне в бассейне народились симпатичные восьмилапики, более схожие размерами и окраской с Конями, чем со своими морскими родителями. Пока староста бился над задачей по приручению, пришел слух об очередном набеге Народа Хвоща. Ополчение клана мореходов сгрудилось у своих драгоценных судов, вытащенных на сушу для сезонного ремонта. Из ближайшей рощи показались четыре Коня, несущихся по траве во весь опор. Когда стрелы уже готовы были взрезать утренний воздух, пришельцы остановились. Затылочный чехол одного из монстров откинулся, и оттуда показалась человеческая голова в шлеме из пресноводной раковины. Когда головной убор полетел в траву, один из участников прошлогодних проводов «гостя» признал в лицо хозяина любвеобильного спрута. И действительно, семилапый Конь нервно перебирал присосками, косясь в сторону котлована, откуда раздавался бурный плеск волнуемой самками воды.

Люди опустили копья и луки, находчивый староста первым подошел к гостю. Быстро выяснилось очевидное: имеет место языковой барьер. Но он недолго мешал общению. Староста приморского клана высокопарно произнес историческую фразу:

— Моряки! Ну что же мы, дурнее морских гадов, что ли? Человек с человеком всегда сойдется, пусть даже напротив человека окажется тварь болотная! Где же это видано, чтобы люди перед кальмарами сплоховали?

Моряки одобрительно загудели, а физиономия обитателя флоридских топей осветилась улыбкой. Гость понял общий смысл по тону речи жителя «твердой грязи» и обратился с соответствующим словом к сопровождающим его соплеменникам. Из внутренностей остальных спрутов показались одобрительно галдящие шлемы-ракушки.

Выбравшийся из тела своего скакуна молодец, на ходу счищая с халата и шлема блестящую слизь пучком травы, показал на «бассейн», и что-то прокаркал. Потом он откинул затылочный чехол спрута, вытащил оттуда дары и стал знаками показывать на Коней и котлован. Главный охотник Первого Колена Великого Хвоща оказался не только революционером и приличным оратором, но и талантливым торговцем.

Одним словом, томимые негой осьминоги предались любви, рогатины и стрелы оказались составленными в пирамиды, а представитель болотных жителей впервые испробовал вина. Злоязыкие соседи «морских» долгое время разносили по Флориде россказни о том, как «пожиратель тины» пел вместе со старостой популярную «песню вольных гребцов», плохо произнося окончания слов и коверкая мотив. Так оно и было, но только не с первого раза. Визиты после попойки и песнопений сделались ежегодными.

Одна часть новорожденных спуртов полукровок оставалась у «морских», другая, разметав ограждения, уходила в болота. Первое Колено Хвоща стало значительно могущественнее иерархически высших соседей по гигантскому растению. Их Кони, получив приток свежей крови, оказались более резвыми. Мало того, они изначально слушались мужчин и могли произвольно менять хозяев, чего не могли старые Кони-однолюбы. Разумеется, консервативные болотные нравы сделали так, что полукровки ценились меньше «настоящих», а «высокорожденное» Тринадцатое колено и вовсе не прибегало к их услугам. Но теперь несчастный, потерявший свою восьмилапую половину мог утешится, взяв себе скакуна, в жилах которого текла кровь морей.

Разбогател и морской клан. Черный жемчуг несказанно ценился на севере. Его меняли на стальное оружие, предметы роскоши, гвозди, навигационные приборы и драгоценный пергамент.