|
— Вы?
— Я — его брат. Это наш герб. Я был там и разогнал грабителей. Расспросите тех, кто уцелел, они подтвердят.
— Прекрасное объяснение. — Хлопнул в ладони стражник. — Значит, это были вы. Люди вспоминают вас, как своего спасителя.
— Теперь, когда есть объяснение, я приглашаю еще раз. — Сказал Раймунд.
— Мы должны ехать. Надеюсь, в письмах хорошие новости.
Расстались дружески. Братья поднялись в дом. Одно из писем было адресовано Карине, за другое Раймунд взялся сам. — От Артенака. — Коротко пояснил он. — Жив. Здравствует. Готов принять, если я надумаю присоединиться.
— А ты?
— Прежде Карина собиралась. Уговаривала меня. Но теперь свыклась. А я, пожалуй, готов переменить место. — Раймунд старался не смотреть на брата.
— Я думаю о том, — сказал Франсуа после паузы, — что мы могли убить друг друга ночью на дороге. Ты узнал меня, но боюсь подумать, если бы я оказался сильнее.
— А сегодня ты спас мне жизнь. И честь. Хотя, что значит честь для разбойника. Всего лишь удобное оправдание для него самого. Идем, я кое-что покажу тебе. — По темной лестнице они спустились в подвал. Раймунд вынул из тайника ключ, открыл дверь, поднял над головой свечу. Под стеной грудой были свалены мешки. Густо пахло пылью. Раймунд небрежно ткнул мешок ногой.
— Я еще не видел содержимого. Ты помешал. Сукно. Или нет. Последнее время они возят шелк. А назад они повезут шерсть. По крайней мере, так было в прошлый раз. А что здесь? — в воздухе распространился дурманящий аромат — Ага. Гвоздика. Верный товар. Ты знаешь, как различать настоящий бальзам Египта от подделки? Нужно поддеть на кончик ножа и вынести на яркий свет. Настоящий бальзам тает без следа. Чем быстрее, тем лучше. А козье молоко прокисает от капли бальзама. Можно проверить. — Раймунд говорил со злостью. — А что тут? — Он поднял мешок и сунул его в руки Франсуа. — Стоило нам из-за этого драться. Открывай, не смущайся. Только глянь, что сверху. — Он поднес свечу. Франсуа увидел клеймо, четко выбитое на кожаной ткани. Белый круг с зеленым петухом внутри.
— Это они. — Сказал Раймунд. — Процветающий торговый дом в Иерусалиме. Артенак написал прошлый раз, пять лет назад, они занимали там целую улицу. Как раз там, где был дом Карины. Наш дом. Они все прибрали к рукам. — Раймунд говорил яростно. — Когда Карина болела, я часто ездил в город, искал врачей. И наткнулся на них. Потом еще раз. Они везут и везут. Я пытался не думать об этом. Но не мог. Я закрывал глаза и видел, как они ползут, обоз за обозом, я видел их корабли, теснящиеся в портах Марселя, Амальфи, Венеции, я видел разграбленные и отстроенные заново склады в Яффе и Иерусалиме, я видел караваны, идущие сквозь пустыни. Я сжимал голову руками, чтобы остановить видения. Но чаще всего я видел то, что было явью, ночную церковь и растерзанное тело купца. И все беды, которые свалились на нас потом. С тех пор четыре раза я грабил их. Я забирал, что мог, а остальное жег. До сих пор обходилось без крови, люди разбегались, никто не хотел оплачивать головой чужую выгоду. И вот теперь этот безумец. Через месяц, когда волнение стихнет, мои люди перебросят содержимое этих мешков в свои, и отвезут их на ярмарку, куда-нибудь подальше. А мне пора остановиться.
После ужина братья сидели у огня. Дерево постепенно прогорало, рассыпалось и вспыхивало там и тут отдельными огоньками. Они оживали в глубинах жара, завораживая дремлющее сознание. Под пушистым слоем пепла ярко проступил цветок. Он пробился наружу, раскрыл алые лепестки и исчез, подернувшись багровым сгустком. Затем расцвел еще один, они густо покрыли поверхность пепла, и угасли все разом с тихим шелестом, унося в себе последнюю вспышку огня. |