|
Алеша молчал, но многое очень хорошо разглядел. Его поразила властность, гордая развязность, самоуверенность надменной девушки. И всё это было несомненно, Алеша чувствовал, что он не преувеличивает. Он нашел, что большие черные горящие глаза ее прекрасны и особенно идут к ее бледному, даже несколько бледно-желтому продолговатому лицу. Но в этих глазах, равно как и в очертании прелестных губ, было нечто такое, во что конечно можно было брату его влюбиться ужасно, но что может быть нельзя было долго любить. Он почти прямо высказал свою мысль Дмитрию, когда тот после визита пристал к нему, умоляя его не утаить: какое он вынес впечатление, повидав его невесту. - Ты будешь с нею счастлив, но может быть... не спокойно счастлив. - То-то брат, такие такими и остаются, они не смиряются перед судьбой. Так ты думаешь, что я не буду ее вечно любить? - Нет, может быть, ты будешь ее вечно любить, но может быть не будешь с нею всегда счастлив... Алеша произнес тогда свое мнение краснея и досадуя на себя, что, поддавшись просьбам брата, высказал такие "глупые" мысли. Потому что ему самому его мнение показалось ужасна как глупым тот час же, как он его высказал. Да и стыдна стало ему высказывать так властно мнение о женщине. Тем с большим изумлением почувствовал он теперь при первом взгляде на выбежавшую к нему Катерину Ивановну, что может быть тогда он очень ошибся. В этот раз лицо ее сияло неподдельною простодушною добротой, прямою и пылкою искренностью. Изо всей прежней "гордости и надменности", столь поразивших тогда Алешу, замечалась теперь лишь одна смелая, благородная энергия и какая-то ясная, могучая вера в себя. Алеша понял с первого взгляда на нее, с первых слов, что весь трагизм ее положения относительно столь любимого ею человека для нее вовсе не тайна, что она может быть уже знает всё, решительно всё. И однако же, несмотря на то, было столько света в лице ее, столько веры в будущее, Алеша почувствовал себя перед нею вдруг серьезно и умышленно виноватым. Он был побежден и привлечен сразу. Кроме всего этого, он заметил с первых же слов ее, что она. в каком-то сильном возбуждении, может быть очень в ней необычайном, - возбуждении похожем почти даже на какой-то восторг. - Я потому так ждала вас, что от вас от одного могу теперь узнать всю правду, - ни от кого больше! - Я пришел... - пробормотал Алеша, путаясь, - я... он послал меня... - А, он послал вас, ну так я и предчувствовала. Теперь все знаю, всё! - воскликнула Екатерина Ивановна с засверкавшими вдруг глазами. - Постойте, Алексей Федорович, я вам заранее скажу, зачем я вас так ожидала. Видите, я может быть гораздо более знаю, чем даже вы сами; мне не известий от вас нужно. Мне вот что от вас нужно: мне надо знать ваше собственное личное последнее впечатление о нем, мне нужно, чтобы вы мне рассказали в самом прямом неприкрашенном, в грубом даже (о, во сколько хотите грубом!) виде - как вы сами смотрите на него сейчас и на его положение после вашей с ним встречи сегодня? Это будет может быть лучше, чем если б я сама к которой он не хочет больше ходить, объяснилась с ним лично. Поняли вы, чего я от вас хочу? Теперь с чем же он вас послал ко мне (я так и знала, что он вас пошлет!) - говорите просто, самое последнее слово говорите!.. - Он приказал вам... кланяться, и что больше не придет никогда... а вам кланяться. - Кланяться? Он так и сказал, так и выразился? - Да. - Мельком, может быть, нечаянно, ошибся в слове, не то слово поставил, какое надо? - Нет, он велел именно, чтоб я передал это слово: "кланяться". Просил раза три, чтоб я не забыл передать. Катерина Ивановна вспыхнула. |
