- Меня привел Тристан: моя семья хотела разлучить нас.
- Мудрые люди. Вы двое просто свихнулись, - сказала Урсула, не отводя мутных глаз от светловолосой девушки и стараясь определить, какой прок можно извлечь из ее появления.
- Мы любим друг друга, - объявила Изабель. - Мы хотим остаться вместе навек.
Мать Тристана не улыбнулась. От гнева черты ее угрюмого лица обозначились немного резче.
- Хорошо, если любовь ваша продлится хотя бы одну ночь, - заявила она. - Мой паршивец не имеет права любить кого бы то ни было.
- Он красивый, - сказала Изабель женщине о ее собственном сыне. - Я чувствую себя ущербной, когда его нет рядом. Не могу есть, не могу сомкнуть глаз. А прошлой ночью спала, как младенец.
"Не как младенец, - подумала она про себя, - а как зародыш".
- Я люблю вас, Урсула, - осмелилась признаться Изабель, - за то, что вы вырастили такого красивого мальчика... мужчину.
Она была полна решимости стереть с этого сального коричневого лица враждебную тупость и заставить Урсулу признать чудо ее с Тристаном любви.
- Херня, - грязно выругалась женщина, но тем не менее улыбнулась. Словно пытаясь погасить улыбку и спрятать жалкий щербатый рот, она откопала в груде наваленных рядом с постелью вещей бутылку и присосалась к горлышку. Когда глаза Урсулы закрылись, на лицо ее вернулась красота - та красота полуденного солнца, которую Изабель видела в Тристане. Хотя тело Урсулы стало грузным и превратилось в бесформенную расплывшуюся глыбу плоти, овальное лицо ее оставалось изящным и его обрамляли роскошные волосы цвета кукурузных кисточек. Беспорядочное пересечение шрамов на ее лице - совсем не таких симметричных и исполненных смысла, как у Марии, свидетельствовало о былых побоях и ранах.
Тристан, до этого скрывавшийся от глаз Урсулы и Изабель в той части хижины, что располагалась за грубой деревянной подпоркой, показался из-за сооружения, которое поддерживало оцинкованную жестью крышу и разделяло интерьер лачуги на некое подобие комнат.
- Мама, мы здесь не останемся. Тут слишком мерзко.
Встревоженный зычным мужским голосом, тщедушный мужичок перекатился на спину. Показался его открытый слюнявый рот. Свободной рукой Урсула прижала его голову к своей груди, и он, всхлипнув, затих.
- Засоренная высокими идеями голова - вот что всегда внушало мне отвращение. Интересно, сколько богатые родственники заплатят за ее возвращение?
- Наверняка много, - ответил Эвклид, который разговаривал с девушкой у очага. И обратился к Изабель:
- Где твоя подруга Эудошия? Мы с ней тогда здорово поболтали о католической общинности и марксизме. По дороге к Леме и обратно мы пришли к выводу, что оба учения донкихотские.
- Родители забрали ее с собой в горы, - ответила Изабель. - Она типичная буржуазная девочка: болтает смело, а на жизнь смелости не хватает.
Эвклид прищурился и сказал:
- Избыток храбрости всегда оборачивается любовью к смерти.
- Мы любим друг друга, - продолжил Тристан, обращаясь к матери. - Мы собираемся отправиться на поезде в Сан-Паулу. С помощью моего брата Шикиниу я хочу найти там работу на автомобильном заводе. Мама, мне нужен его адрес.
Изабель впервые услышала о третьем брате. Лицо его матери вытянулось, но потом она хитро прищурилась.
- Еще один паршивец, - сказала она. - Ни гроша домой не присылает, а ведь уже разбогател, "жуки" делает, на которых все ездят. |