Подняв голову вверх, Мерк увидел сверху Пальта с высоко занесенным кинжалом, опускающимся на его лицо. Мерк в последний момент дернул головой и кинжал звякнул, рассыпав искры, когда вонзился в камень. Тем же движением Мерк поднял руку, схватил соперника за лицо двумя руками и вывернул. Это было грубое движение, но оно спасало его всю жизнь. Послышался неизбежный треск и мгновение спустя Пальт замертво рухнул на него сверху со сломанной шеей.

Мерк слишком поздно осознал, что это был глупый шаг. Ему следовало оставить этого человека в живых, чтобы допросить его, понять, почему он их предал, кто прислал его. Но теперь, когда этот человек лежал на нем мертвый, Мерк ничего не мог поделать, кроме как сбросить с себя мертвое тело.

Мерк медленно поднялся на руки и колени, тяжело дыша, испытывая головокружение от боли, и взял себя в руки. Он снова ощутил на своей шее сквозняк, увидел неестественный свет, заливающий комнату, и колебался, осознавая, что сидит у входа в священную комнату, дверь в которую приоткрыта. Он сидел к ней спиной и знал, что не должен оборачиваться, не должен заглядывать внутрь, в эту запретную комнату на запретном этаже, что была самым священным из всех священных мест Эскалона. Мерк знал, что у него нет права смотреть на древний Меч Пламени, священный предмет, защищающий весь Эскалон. Если он находится здесь.

Мерк пытался заставит себя просто уйти, отвернуться, закрыть за собой дверь.

Но, пока он стоял здесь, в этих священных покоях, он сгорал от любопытства. Он не мог уйти. Не сейчас. Не тогда, когда он так близко.

Несмотря на то, что все внутри него кричало этого не делать, Мерк, несмотря на все свои усилия, медленно обернулся. Он должен взглянуть на легенду, которая преследует его всю жизнь.

Когда Мерк медленно обернулся, свет стал ярче, и вскоре ему пришлось прищуриться, всмотревшись во внутреннее святилище, самое священное место в Эскалоне.

Мерк ахнул, его глаза широко распахнулись.

Он стоял, затаив дыхание.

Он не мог поверить своим глазам.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Видар стоял на вершине зубчатых стен, на вершине Волиса, в то время как падал снег, и рассматривал местность, чувствуя, что что то не в порядке. Он проснулся рано, перед рассветом, и стоял здесь уже несколько часов, наблюдая. Все его люди стояли рядом с ним и ждали.

Они спросили Видара о том, что разбудило его, что привело его сюда в этот тихий рассветный час, но он был не в состоянии ответить. Это был какой то выработанный годами сражений инстинкт, подсказывающий ему о надвигающейся смерти. Инстинкт, который помогал ему выживать. Тот же самый инстинкт, который велел Дункану назначить его ответственным в Волисе во время своего отсутствия.

Видар смотрел на горизонт, когда начался холодный и серый день, но, кроме снега, ничего не увидел. Он стоял здесь очень долго, его руки онемели. Люди Видара мерили шагами крышу, очевидно, желая вернуться в теплый форт, и Видар начал сомневаться в себе.

И затем вдруг он увидел это: небольшую струйку черного дыма, поднимающуюся на горизонте, едва заметную в снегу. В то же самое время Видар уловил в воздухе запах гари. И это были не сосны.

А в следующую минуту Видар ощутил дрожь – легчайшую дрожь под своими ногами, не различимую для других, но различимую для него. Каждой клеточкой своего тела он знал, что это наступающая армия.

Он спрашивал себя, что же это за армия. Пандезианцев поблизости не было, северо восток Эскалона свободен. Дракон тоже улетел далеко и с тех пор его не было видно, не говоря уже о том, что дракон не стал бы шагать по земле. В этом не было смысла. Словно Эскалон подвергся нападению, но кто стал бы нападать изнутри?

Видар рассматривал горизонт, думая про тот костяк силы, который Дункан оставил с ним охранять Волис, костяк, которым, как был уверен Дункан, он никогда не воспользуется.