|
Как по-вашему, миссис Кэри поправится? Доктор покачал головой. 2 Неделю спустя Филип сидел на полу гостиной мисс Уоткин в Онслоу Гарденс. Он рос единственным ребенком в семье и привык играть один. Комната была заставлена громоздкой мебелью, и на каждой оттоманке лежало по три больших пуфа. В креслах тоже лежали подушки. Филип стащил их на пол и, сдвинув легкие золоченые парадные стулья, построил затейливую пещеру, где мог прятаться от притаившихся за портьерами краснокожих. Приложив ухо к полу, он прислушивался к дальнему топоту стада бизонов, несущихся по прерии. Дверь отворилась, и он затаил дыхание, чтобы его не нашли, но сердитые руки отодвинули стул, и подушки повалились на пол. — Ах ты, шалун! Мисс Уоткин рассердится. — Ку-ку, Эмма! — сказал он. Няня наклонилась, поцеловала его, а потом стала отряхивать и убирать подушки. — Мы домой поедем? — спросил он. — Да, я пришла за тобой. — У тебя новое платье. Шел 1885 год, и женщины подкладывали под юбки турнюры [турнюр — подушечка, подкладываемая под женское платье сзади ниже талии для пышности фигуры]. Платье было сшито из черного бархата, с узкими рукавами и покатыми плечами; юбку украшали три широкие оборки. Капор тоже был черный и завязывался бархотками. Няня не знала, как ей быть. Вопрос, которого она ждала, не был задан, и ей не на что было дать заранее приготовленный ответ. — Почему же ты не спрашиваешь, как поживает твоя мама? — не выдержала она наконец. — Я позабыл. А как поживает мама? Теперь уже она могла ответить: — Твоей маме хорошо. Она очень счастлива. — Да? — Мама уехала. Ты ее больше не увидишь. Филип ничего не понимал. — Почему? — Твоя мама на небе. Она заплакала, и Филип, хоть и не знал, в чем дело, заплакал тоже. Эмма — высокая, костистая женщина со светлыми волосами и грубоватыми чертами лица — была родом из Девоншира и, несмотря на многолетнюю службу в Лондоне, так и не отучилась от своего резкого говора. От слез она совсем растрогалась и крепко прижала мальчика к груди. Она понимала, какая беда постигла ребенка, лишенного той единственной любви, в которой не было и тени корысти. Ей казалось ужасным, что он попадет к чужим людям. Но немного погодя она взяла себя в руки. — Тебя дожидается дядя Уильям, — сказала она. — Сходи попрощайся с мисс Уоткин, и мы поедем домой. — Я не хочу с ней прощаться, — ответил он, почему-то стыдясь своих слез. — Ну ладно, тогда сбегай наверх и надень шляпу. Он принес шляпу. Эмма ждала его в прихожей. Из кабинета позади гостиной раздались голоса. Филип в нерешительности остановился. Он знал, что мисс Уоткин и ее сестра разговаривают с приятельницами, и подумал — мальчику было всего девять лет, — что, если он к ним зайдет, они его пожалеют. — Я все-таки пойду попрощаюсь с мисс Уоткин. — Вот молодец, сходи, — похвалила его Эмма. — Ты сперва им скажи, что я сейчас приду. Ему хотелось получше обставить прощание. Эмма постучала в дверь и вошла. Он услышал, как она говорит: — Филип хочет с вами проститься. |
