– Рад слышать. Нам всем их не хватает.

Блаунт протянул Найджелу конверт.

– Здесь ответ на ваш запрос, направленный заместителю комиссара – то есть то, что нам удалось пока выяснить. Что касается всего остального… Мне все ему рассказать, сэр? – повернулся он к Бликли.

– Валяйте.

– Прежде всего мы изучили содержимое бандероли, отправленной Сирилом Нотт-Сломаном по адресу клуба «Физ-энд-Фролик». В ней оказались письма, написанные Эдвардом Кавендишем и адресованные мисс Трейл, – письма весьма компрометирующего характера. – Блаунт взглянул на Найджела поверх роговых очков, пытаясь уловить, какое впечатление произвела на него эта новость, и добавил с оттенком суховатого юмора: – Но боюсь, сэр, никаких чертежей и формул там не обнаружилось.

– Смотрю, – улыбнулся Найджел, – суперинтендант донес до вас романтические завихрения моей мысли.

– Но зато в бандероли обнаружилась записка Нотт-Сломана покойному. В ней говорится, что, если O’Брайан считает себя джентльменом, он каким-то образом компенсирует мисс Трейл эмоциональные утраты, связанные с их разрывом; если же нет, придется сделать определенные шаги.

– Вот, стало быть, что он искал, – негромко проговорил Найджел. – Странно только, что он сразу же не уничтожил эту записку.

– Мы отыскали также поверенных мистера О’Брайана и связались с ними. О завещании покойного им ничего не известно, но в их распоряжении имеется запечатанный конверт, переданный им на хранение мистером О’Брайаном в октябре прошлого года с ясным указанием вскрыть его не менее чем через год после его смерти. Представляется возможным предположить, что в нем содержится завещание.

– Странно. Мне он говорил, что хранит его в сейфе. Ну да ладно, не все сразу. Пока вы и так рассказали много того, что следует переварить, – сказал Найджел.

Суперинтендант, который все это время словно держал в руках рог изобилия, полный всяческих добрых новостей, явно не мог больше сдерживать себя.

– Но это, мистер Стрейнджуэйс, сэр, еще не все. Bonne bouche, можно сказать, инспектор приберег на десерт. – Бликли суетливо попытался вернуть себе остатки официального достоинства, подкрутил усы и строго кивнул Блаунту: – Прошу вас, инспектор, продолжайте.

– Как угодно, сэр. – Губы Блаунта изогнулись в едва заметной усмешке, и он заговорил хорошо поставленным, бесстрастным голосом докладчика, зачитывающего годовой отчет: – После изучения содержимого бандероли, оставленной Нотт-Сломаном, заместитель комиссара предложил нанести неофициальный визит в клуб «Физ-энд-Фролик». Действуя согласно указаниям заместителя комиссара, напустив на себя максимально важный вид, я принялся открыто расхаживать по территории клуба и в конце концов оказался, – Блаунт слегка прищурился, – в личном кабинете Нотт-Сломана. Там я обнаружил машинку, на которой успел напечатать несколько строк до того, как меня… эээ… вышвырнули вон. По возвращении в Ярд я передал машинопись эксперту, который заявил, что сделана она на той же самой машинке, на которой напечатаны письма с угрозами в адрес мистера О’Брайана.

– Так-так, – медленно протянул Найджел с выражением, комически сочетающим удивление и облегчение. – Тогда вроде все более или менее сходится.

Блаунт бросил на него неожиданно острый, как сталь, взгляд:

– Но с версиями вашими, сэр, как раз не сходится, не так ли?

– А нельзя ли без «сэра»? Как услышу, начинаю себя чувствовать директором школы. Да, не сходится. Но из этого следует лишь то, что моя версия нуждается в корректировке, дабы в нее укладывались новые факты. – Он на мгновение задумался, затем предложил с некоторой напряженностью в голосе:

– Взгляните, может быть, прочитаете? Туманные рассуждения, рожденные глухой ночью.