– Нет. Нет, я… Я не знала, что он собирается делать с ними. О господи, неужели вы прочитали? – выдохнула Лючия, поняв, кажется, в какие силки попала. Последующее напоминало суматоху и свару. Лючия упрямо, но не особенно убедительно отрицала, что письма ей нужны были для шантажа, а избавилась она от них, потому что боялась обыска в доме. Она передала письма Нотт-Сломану после обеда. Прочитав записку, переданную Нотт-Сломаном О’Брайану, Лючия яростно отрицала, что написана она была по ее наущению, повторяла, что, если он утверждает подобное, то не может считать себя джентльменом, и вообще метала молнии в его адрес, наконец, уверяла, что понятия не имеет, каким образом эта записка оказалась вместе с письмами от Эдварда Кавендиша. На что инспектор возразил, что, по словам Нотт-Сломана, она сама положила ее в общий пакет и, стало быть, скорее всего, каким-то образом заполучила ее от O’Брайана. Тут негодование Лючии перешло едва ли не в истерику, и Блаунт почел за благо отпустить ее.

– А то она теперь еще кучу лжи вывалит на Нотт-Сломана, а лжи мы в этом деле и без того нахлебались, с ума сойти можно, – пояснил свое решение Блаунт.

– Так или иначе вы приличный кол вбили между этой парочкой, – заметил Найджел.

– Да. Скоро мы от каждого из них немало чего услышим. Оба до смерти напуганы, а в таком состоянии преступники чувствуют потребность в каких-то действиях. А значит, начнут делать ошибки.

И действия последовали, причем довольно быстро, только не те, на какие рассчитывал инспектор. Примерно в половине седьмого Лили Уоткинс, служанка, которую леди Марлинуорт послала на замену Беллами, вошла в комнату Нотт-Сломана с бутылкой горячей воды. Она думала о своем молодом человеке и что-то напевала себе под нос. Но при виде того, что лежало на полу, по ту сторону кровати, замолчала, застыла как вкопанная, уронила бутылку на пол, потом вскрикнула и, продолжая вопить, вылетела из комнаты.

Рассказ, изложенный в двух словах

Блаунт бросил на него короткий взгляд, опустился на колени, прижался ухом к сердцу и бросил Найджелу:

– Поздно. Отравление цианидом. Звоните доктору. – Местный врач, как водится, оказался на вызове, так что Найджелу пришлось звонить в Тавистон; полицейский медик посулил прибыть незамедлительно. Помимо того, Найджел перекинулся парой слов с Бликли, вернувшимся в тот день в Тавистон подчистить кое-какие хвосты.

– Стало быть, сделал, что задумал, и был таков, – послышался в трубке голос суперинтенданта. – Жаль, мы позволили ему ускользнуть. Ну да ладно, меньше слов, больше дела. Я приеду с врачом и фотографом.

Вернувшись в комнату Нотт-Сломана, Найджел увидел, что Блаунт растерянно шарит взглядом вокруг.

– Что-то не так? – осведомился он.

– Да вот, все ищу посудину, из которой он мог бы выпить эту гадость.

Признаков того, что в комнате ели, было множество. Пристрастие к орехам Нотт-Сломан обнаруживал не только на публике. На тумбочке подле кровати стояла тарелка с разными сортами орехов и еще одна, с шелухой и скорлупой, – на туалетном столике. Даже на полу кое-что валялось. Но если не считать стеклянного графина, в комнате не было ни единого сосуда, в котором мог бы быть яд. Блаунт уже осмотрел этот графин, обмотав предварительно горлышко носовым платком, но ни малейшего запаха не уловил и никаких следов того, что им недавно пользовались, не обнаружил.

– Такой яд обычно растворяют в какой-нибудь жидкости. Думал, найдется какая-нибудь склянка или хотя бы осколки, – сказал детектив и принялся вторично осматривать комнату. Но ничего так и не нашлось. Найджел, удовлетворяя природное любопытство, рассеянно заглянул в платяной шкаф и принялся шарить в карманах висевших там курток и костюмов. В одном из них обнаружилась фляжка, до половины наполненная коньяком.

– А сюда он мог влить яд? – спросил Найджел.