Он передал ему пачку конвертов и возбужденно заходил по комнате, дожидаясь, пока Старлинг прочтет.

– Нет, – решительно заявил тот, закончив чтение. – Не в стиле бедняги Эдварда написано, как тебе кажется? Не могу представить себе, чтобы он получал удовольствие от всей этой мелодрамы. А уж ирония насчет того, что О’Брайан, подобно королю Венцеславу, явится народу в праздник святого Стефана… – это вообще за пределами его возможных ассоциаций. Да, согласен, Кавендиш не мог написать этих писем.

– Ну вот! – торжествующе возгласил Найджел. – А ведь Филипп у нас большой авторитет по части стиля. Но если Кавендиш действительно не писал их, то и убийства он замыслить не мог. Ну не могло быть так, чтобы два разных человека собрались убить О’Брайана в один и тот же день. Теперь что касается психологических возможностей. Блаунт исходит из того, что для начала Кавендиш, отправляя письма с угрозами, заставляет О’Брайана оглядываться по сторонам. Затем, зная, что тот вооружен и вполне способен выстрелить в любого незваного гостя, следует за ним вскоре после полуночи в садовый домик. Затевает с О’Брайаном легкий разговор ни о чем и ведет его до тех пор, пока не представляется случай броситься на собеседника и в завязавшейся потасовке повернуть дуло пистолета в нужную сторону. А теперь позвольте спросить: кто, будучи в здравом уме и зная репутацию О’Брайана-бойца, может представить себе подобное? Блаунт, однако же, решил, что Кавендиш способен предпринять такую попытку. Кавендиш! Человек, который дрожал от страха с того самого момента, как было обнаружено тело О’Брайана; человек, чьи нервы не выдержали настолько, что, стоило Блаунту посильнее нажать на него, он в панике начал бог знает в чем обвинять собственную сестру; человек, бросившийся бежать, хотя никто его еще ни в чем не обвинил. А инспектор не моргнув глазом готов утверждать, что такая размазня способен сунуть голову в пасть ко льву – а ведь это именно то, что Кавендиш должен был сделать, если картина убийства, представленная инспектором, верна. Честно говоря, старина Блаунт меня разочаровал.

– Да, но он вполне был готов согласиться, что Кавендиш заманил О’Брайана в садовый домик под каким-то вполне невинным предлогом, чтобы так или иначе рассеять его подозрения, – возразил сэр Джон.

– Назначить свидание мужику ночью, в укромном месте – весьма экстравагантный способ рассеять его подозрения. Получая подобные письма, О’Брайан должен был постоянно пребывать qui vive, и, если автором их был Кавендиш, он не мог этого не понимать. Впрочем, если вам кажется, что Кавендиш способен составить план, краеугольным камнем которого было выхватить заряженный пистолет из рук опасного противника, я поднимаю руки.

– Мне не вполне нравится, Найджел, твоя манера изъясняться, но пока твои рассуждения вполне логичны.

– Вот и хорошо. Далее – снотворное. Блаунт прав, заключив, что Кавендиш должен был появиться у себя в спальне незадолго до того, как Джорджия пришла за лекарством; прав он и в том, что это подтверждает версию его появления в садовом домике. Можно, наконец, предположить, что он подсыпал снотворного Беллами. Но я-то ему зачем понадобился? Откуда ему знать, что от меня может исходить угроза? Мое имя никогда не появлялось в газетах даже в связи с делами, которые я же и расследовал. И лишь самые близкие друзья осведомлены, чем я занимаюсь.

– И все же ему это могло стать известно, – возразил Филипп. – Копаясь в грязи, трудно рассчитывать, что об этом никто не узнает.