Услышав, как спокойно он отбросил их страсть, она почувствовала необъяснимую боль и совершенную беспомощность. — О чем ты хотел поговорить?
Джеффри нахмурился, внезапно почувствовав себя неуютно. Почти все ранние утренние часы он посвятил тому, что подбирал самые подходящие слова. А теперь они куда-то исчезли. Рывком поднявшись с кресла, он подошел к окну, постоял там несколько секунд спиной к Саре, размышляя, как лучше начать. Он оказался в очень затруднительном положении и испытывал на себе его невыразимую тяжесть.
— Джефф?
Он обернулся.
— Я хочу тебе кое-что… кое-что показать.
Он не собирался это делать, но, может быть, это сработает. Безусловно, это проще, чем вдаваться в пространные объяснения. Подойдя к постели, Джеффри протянул руку. — Пойдем со мной на минутку?
— Сейчас? Прямо сейчас?
— Да.
Она так крепко прижимала к себе одеяло двумя руками, что ей было нечем отвести со щек волосы.
— Но я же не одета!
Нахмурившись, Джеффри покопался в куче сбившегося постельного белья, которая образовалась в результате прошлой ночи, и вытащил рубашку, которую принес ей накануне.
— Вот. Это подойдет.
Эти слова ее отнюдь не убедили.
— Но я не могу надеть… только это.
— Но мы идем лишь в другой конец дома.
— Что?..
— Пожалуйста, Сара, просто надень рубашку.
Она понятия не имела, что у него на уме; она только знала по прошлому опыту, что, задумай что-то, он становился непреклонен. И потом, он так на нее смотрел…
— Ты… дашь мне минутку? — спросила она спокойнее. Кивнув, он расправил рубашку.
— Я буду ждать в холле.
Когда за ним щелкнул дверной замок, Сара встала с постели, направилась в ванную и, стоя под душем, спрашивала себя, что он хочет ей показать. Заинтригованная, она надела рубашку, которая, к счастью, была ниже бедер, тщательно застегнула ее на все пуговицы и присоединилась к нему.
Сара не представляла себе, как трогательно выглядит — с золотистыми волосами, ниспадающими на спину, в свежей белой рубашке с закатанными рукавами, обнажающей стройные длинные ноги. Она была воплощением безыскусной, непреукрашенной невинности.
Джеффри почувствовал, словно внутри у него били молотом. Женщина, на которой он женился десять лет назад, выглядела потрясающе в одной его рубашке.
— Джеффри? — Сара чуть не отступила назад, увидев выражение его лица, но он быстро вернулся к своей цели.
— Тебе не холодно? — спросил он, стремительно поднимаясь по лестнице.
— Я чувствую себя прекрасно. Правда, немного глупо. Надеюсь только, что ты знаешь, что делаешь.
— Да, — пробормотал он, хотя серьезно в этом сомневался. Может ли он рассчитывать на ее понимание? — Мы просто идем в западное крыло.
— Западное крыло? Но, когда я здесь жила, им пользовались только твои тетя и дядя. Где они теперь?
— Они переселились на Юг, в Сан-Диего.
— А…
Дойдя до центральной лестницы, они повернули налево, прошли холл, который вел к семейным спальням — там была комната Джеффа, там когда-то была и их спальня, когда они были женаты, — и направились в холл западного крыла.
Когда они шли, Сара чувствовала какое-то извращенное торжество. Если бы Сесилия Паркер могла ее сейчас видеть! Ирония, заключавшаяся в ее наряде, или отсутствии такового, не ускользнула от ее внимания. В то время как ее гардероб в Нью-Йорке ломился от нарядов, разработанных самыми модными дизайнерами, белая рубашка Джеффри являла собой забавное разнообразие. Восемь лет назад все обстояло по-другому. |