– Ты не перебивай, экий торопыга, право слово! – рассердилась бабка. – Дай по порядку‑то изложить! Значитса, только они въехали, года не прожили, мебелю еще хорошую купить не успели, как Андрея Семеновича машина сшибла. Аккурат в нашем дворе. Он на лавочке скучал, курил себе спокойненько, а тут мусорщик вылетел и задом скамеечку обвалил. Шофер пьяный оказался, посадили его потом, только что толку? Мужика не вернуть.

Я внимательно слушал старуху. После смерти отца Семен женился, у него родились дети‑погодки, казалось, все хорошо, но неожиданно грянуло несчастье. Заболел сын. Мальчика пытались лечить, но он умер, не успев справить пятый день рождения. Семен Андреевич и Евгения Львовна просто почернели от горя и всю свою любовь отдали дочери. Мать ни на шаг не отходила от девочки, водила везде за руку, но не уберегла. Галя скончалась в восемь лет от лейкоза. После всех обрушившихся на семью несчастий Семен начал пить горькую и однажды зимой просто замерз на улице, упал пьяный в сугроб, заснул и не проснулся. Евгения Львовна превратилась в истовую богомолку. В любое время года она носила черное пальто до пят и повязывала голову платком. Мимо соседей бедняжка проскальзывала тенью, никогда не здоровалась, но люди не осуждали, а жалели несчастную женщину. Впрочем, она пережила мужа на двадцать лет. Умерла совсем недавно.

Устав от ненужных сведений, я довольно резко спросил:

– Ну и что?

– Как это? – возмутилась старуха. – Чего глупость спрашиваешь? Не успела она на тот свет перекинуться, как в квартиру Беата въехала, и что вышло? А? Нет, точно дьявольское место! Надо бы батюшку позвать и молебен заказать.

– Вы лучше вспомните, о чем Беата говорила со своей гостьей, – потребовал я.

Евдокия Петровна попыталась сосредоточиться и довольно связно передала диалог, подслушанный под дверью.

– Случайно вышло‑то, – оправдывалась она, – сумки руки оттянули, вот и встала у чужой квартиры. Мне бы и в голову не пришло любопытствовать, что у людей происходит.

Я кивал, пытаясь сохранить на лице самое милое выражение. Похоже, Евдокия Петровна, как все женщины, никогда не упустит возможности сунуть нос в чужие дела.

– А уж как я перепугалась, когда она Беату убить пообещала! – квохтала бабуля. – Откуда только силы взялись, мигом на свой этаж взлетела.

Ага, наверное, решила, что сейчас дверь распахнется и разъяренная соседка, обнаружив на коврике прильнувшую ухом к замочной скважине Евдокию Петровну, надает ей зуботычин.

– Значит, последнее, что вы слышали, была фраза про убийство?

– Точно, – ответила информаторша и перекрестилась.

– Почему же вы решили, что это Беате грозят? Людей‑то вы не видели, вдруг, наоборот, девушка будущую свекровь пугала?

– Э, милок, – напряглась старушка, – ну не совсем же я из ума выжила! Соображение имею, по голосу скумекала. Один бодрый такой, высокий, а другой глухой, с кашлем. Нет, пожилая грозила, да с таким чувством, меня аж до костей пробрало!

– Больше ничего не вспомните?

– Нет, милый, – покачала головой Евдокия Петровна, – убегла от греха к себе. Да, собака как раз залаяла. Бабы на секунду свариться перестали, так пес загавкал, ну я и подхватилась.

– У Беаты жила собака?

– Нет.

– Тогда кто лаял?

– Сама удивилася сначала, а потом докумекала: небось убийца с шавкой пришла.

Я встал, поблагодарил за чай, вышел в прихожую и, завязав ботинки, уточнил еще раз:

– Твердо уверены, что лай несся из квартиры Беаты? Может, у соседей песик «разговаривал»?

– Так у нас в подъезде ни одной собаки, – быстро пояснила Евдокия Петровна, – кошки здеся, а в тридцатой попугайчики.