— Твердо убеждён в том, что по своим физическим качествам и бессилию, в каком Семёнова находилась в то время, она не годилась в убийцы и не могла совершить преступления даже над таким слабосильным существом, как Сарра Беккер.

— Па — азвольте, — подскочил со своего места Карабчевский, — Протестую против бездоказательных заявлений эксперта! Прошу занести в протокол, что в деле не содержится никаких указаний на истощенность Семёновой или её выраженную болезненность в момент совершения преступления. И Вы, профессор, насколько я знаю, никогда не обследовали Семёнову…

Тут — то всем присутствующим стало ясно, какую грубейшую ошибку совершил эксперт, смело взявшийся оценивать состояние здоровья человека даже не взглянув толком на него… Воистину, имеющий уши — да пусть услышит!

Шумилов потирал от удовольствия руки. Карабчевский был очень хорош, просто блистателен, спуску противнику не давал, использовал любой шанс для его дискредитации. Он демонстрировал то, что неофициально называется «жёсткой защитой». И делал это прекрасно.

Перекрёстным допросом Сорокина закончилось вечернее заседание. Был объявлен перерыв до следующего утра.

Кульминацией следующего заседания явился допрос доктора Горского, привлечённого обвинением в качестве свидетеля. Очевидно, помощник окружного прокурора Дыновский рассчитывал подкрепить таким образом экспертизу Сорокина, «смазанную» адвокатами. Горский явно нервничал и не знал как себя вести. Вместо того, чтобы защищать собственную работу — т. е. убеждать суд в том, что вскрытие тела Сарры Беккер было проведено на должном уровне и полностью отвечает требованиям, предъявляемым к такого рода манипуляциям — Горский в самом начале заявил, что он «полностью солидарен с экспертизой профессора Сорокина». Это был очевидный ляп, поскольку Горский не присутствовал на предыдущем заседании суда и не слышал заключение Сорокина, а мог судить о нём только по пересказам, т. е. с чужих слов. Кроме того, доктор совершенно упустил из виду то обстоятельство, что экспертиза профессора прямо противоречит его собственному — Горского — заключению. Причём Сорокин весьма пренебрежительно характеризовал проделанную Горским работу; вряд ли эта критика была объективной и Горский должен был бы защитить свою профессиональную репутацию. Однако, врач оказался до такой степени деморализован происходящим, что полностью отказался от борьбы и склонил голову перед авторитетом профессора Сорокина.

Шумилов помнил, что в протоколе вскрытия тела датированным сентябрём 1883 г., Горский констатировал гибель Сарры Беккер от асфиксии, хотя и признавал один из ударов в правый висок безусловно смертельным. Если бы не удушение, она скончалась бы от ранения головы, но, вероятно, только спустя какое — то время. Теперь же Горский называл главной причиной смерти ранение головы, а попытку удушения Сарры классифицировал как второстепенное воздействие. Хотя удушение жертвы и было доведено до второй степени асфиксии (т. е. до непроизвольной дефекации и мочеиспускания), сама по себе такая степень не являлась смертельной. Таким образом, как отметил Шумилов, Горский впал в очевидное противоречие тому заключению, которое готовил сам, а вместе с ним и ещё три специалиста, осуществлявшие вскрытие тела. Причем сам доктор, видимо, даже не сразу заметил допущенное в собственных словах противоречие, до такой степени он поддался магии фамилии Сорокина!

Однако, Карабчевский эти противоречия не упустил.