И никакой демократии.

Валька не успела понять, нравится или не нравится ей этот только что открытый постулат. Потому что Арсен наклонил голову, высматривая в окне номер дома, и неуверенно сказал:

— Кажется, приехали…

Валька прилипла носом к оконному стеклу.

— Олимпийская деревня? — спросила она удивленно.

— Она самая.

Они остановились возле высотного одноподъездного дома. Впереди светился огромный стеклянный вестибюль.

— Как ты думаешь, консьержка здесь есть? — спросила Валька.

— Сейчас все узнаем, — ответил Арсен и выпрыгнул наружу.

Они закрыли машину и двинулись к непривычно широкому подъезду с огромным навесным козырьком над входом. Строились дома в Олимпийской деревне по весьма средним с точки зрения западного человека стандартам. Но для советских людей, не приученных к самым элементарным нормам комфорта, они стали символом недоступной процветающей жизни. После закрытия Олимпиады квартиры в новых домах распределялись среди элитной публики: известных актеров, певцов, журналистов, дипломатических работников… Вполне возможно, что какой-то мизерный процент жилья кинули и очередникам, что называется, для отчетности. Среди них могли оказаться и родители Андрея.

Вблизи подъезд выглядел не столь внушительно. Старая деревянная дверь с неработающим кодовым замком выглядела незащищенной, как пенсионерка. Одно огромное стекло справа от входа оказалось разбитым и угрюмо щерилось на них острыми кольями зубцов, торчавших из проржавевшей рамы.

— Как все запущено, — сказала Валька, озираясь.

— И консьержки, наверняка, здесь не водятся, — пробормотал Арсен себе под нос.

И оказался прав.

Огромный вестибюль поражал зрителей разве что остатками прежней роскоши. Прямо перед ними тускло отражало свет огромное пыльное зеркало, каким-то чудом уцелевшее на прежнем месте. Частично раскрошенный мозаичный пол под ногами все еще сохранял память об узорах, выложенных разноцветными кусочками кафеля. И только лифт вносил диссонансную ноту в это напоминание о былом великолепии. Лифт был новый, аккуратный, с яркими, вмонтированными в потолок светильниками и светлыми, пока не исписанными стенами.

— Какой этаж? — спросила Валька, на которую заброшенный вид некогда великолепного дома подействовал угнетающе.

— Восьмой.

Они поднялись на восьмой этаж, вышли на лестничную клетку и огляделись в поисках нужной двери.

Квартир на этаже было всего три. Нужная им дверь пряталась в самом темном углу, в закутке с выкрученной лампочкой.

Арсен зашарил по стене, пытаясь нащупать кнопку звонка.

— Постучи, — посоветовала Валька.

И он деликатно стукнул костяшками пальцев в холодную железную окантовку дверного косяка.

Они замерли, прислушиваясь. Никакого движения по ту сторону реальности.

Арсен снова поднял руку и постучал жестче, требовательней.

Показалось им, или на самом деле скрипнул деревянный пол под чьими-то ногами?

— Андрей, это я, Арсен! — громко сказал цыган и стукнул еще раз. — Открой, пожалуйста.

Никакого сомнения. За дверью кто-то был. И этот кто-то позвякивал связкой ключей, пытаясь попасть в отверстие замка.

— Что он, свет в коридоре зажечь не может? — сказал Арсен с досадой.

— Ты один? — глухо спросил простуженный голос из-за двери.

— Я с Валькой.

— Господи, она-то что тут забыла, — пробормотал голос, и оскорбленная Валька подалась вперед.

— Я тебе таких вопросов не задавала, когда ты ко мне приперся, — ответила она громко и грубо.