На пороге неосвещенного коридора стояла высокая мужская фигура в халате. Далеко за спиной хозяина светился проем комнатной двери, давая представление о размерах прихожей.

— Очень вежливо…

Человек говорил тусклым, больным голосом, но сарказм, звучавший в нем, невозможно было не узнать.

— …напоминать о своих благодеяниях.

— Ты на это сам нарываешься, — начала было Валька, но Арсен перебил ее:

— Свет в коридоре включи.

— У меня здесь лампочка перегорела, — ответил Андрей и посторонился.

— Входите, что ли. Только предупреждаю: у меня не убрано.

И, не дожидаясь, пока гости разденутся, поплелся в комнату.

У Вальки рвалось с языка несколько ядовитых фраз, но Арсен начал молча стаскивать ботинки, и она усилием воли заставила себя сдержаться.

Они пошли следом за хозяином и оказались в огромном полупустом зале, где стоял разложенный диван старого «книжного» образца, два потертых кресла, того же пенсионного возраста потрепанный журнальный столик и старый книжный шкаф. В сочетании с этой советской архаикой огромный телевизор «Самсунг» с плоским экраном, белой панелью и современным дизайном, выглядел примерно так, как выглядит роскошный «Конкорд» рядом с облезлым «кукурузником».

Старенькие деревянные планки паркета ходуном ходили под ногами, а некоторые просто и откровенно вываливались со своих мест, оставляя без прикрытия темно-бурое основание пола.

Сказать, что в комнате было неубрано, значило сильно покривить душой. «Интересно, в каком году здесь в последний раз было убрано?» — мрачно подумала Валька, оглядев жуткие занавески в грязных разводах, пахнувшие плесенью, и паутину, висевшую во всех четырех углах.

Андрей сидел на разложенном диване, покрытом серым несвежим бельем. Он привалился спиной к стене, вытянул длинные ноги поперек пуфика, и они смешно висели над полом, неуклюжие, как у подростка.

Он встретил вошедших мрачным взглядом. На осунувшемся лице цвели лихорадочные красные кляксы, волосы потускнели и свалялись. И только синие глаза сверкали ярким больным блеском, а губы привычно кривились в знакомой ироничной ухмылке.

— Ну? — спросил он неприязненно.

«Скотина», — подумала Валька.

— Можно присесть?

Арсен говорил так спокойно, словно не замечал оскорбительного тона хозяина дома. Заподозрить его в трусости Валька не могла, поэтому мудро решила не вмешиваться, пока не поймет, что происходит.

— Садитесь.

Они уселись в кресла, причем Валька, осмотрев сиденье, решила сесть на подлокотник.

— Прошу прощения, угостить вас нечем, — снова заговорил хозяин. — Впрочем, водки не желаете?

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Арсен, все тем же благожелательно отстраненным тоном.

— А фиг его знает, — ответил Андрей с усмешкой. — Вчера, когда наелся, почти поправился. Даже на работу пошел. Ну а там, видимо, еще больше прихватило.

— А ты как думал? — сухо спросила Валька. — С температурой тридцать восемь голым по сцене не бегают! Надо же хоть немного соображать!

Удивление быстро промелькнуло в злорадно сверкающих синих глазах, и Валька могла поклясться, что сменилось оно разочарованием. Любимая провокационная тема перестала действовать, как красная демонстрационная тряпка на быка, и Андрей это почувствовал.

— Так чему обязан? — спросил он, отбрасывая вкрадчивый издевательский тон. — Хотя и так понятно. Решили продемонстрировать мне, убогому, как настоящие христиане поступают с сирыми и больными? Премного благодарен за посещение…

— Да нужен ты нам, — перебил его Арсен, по-прежнему не повышая голоса и без злости.