|
Козловская задержалась на пороге: – Простите… Исая я знала, это был великолепный товарищ… У меня слаба память на лица… Шелехес начал рассыпать перед Козловской камни, они высверкивали – глубинно и таинственно – при неярком свете электрических ламп, и Шелехес – помимо своей воли – понизил голос: – Вот это романовские изумруды, они с редкостной синевой, а потому их реальная стоимость практически не может быть определена. Камни, по моему, привезены в семнадцатом веке и не иначе как из Индии. – Здесь очень душно, вы не находите? – спросила Козловская, и Шелехес от ее спокойного голоса, от того, что она так рассеянно смотрела на камни, растерялся: – Где душно? – Здесь, – ответила Козловская. – И ужасно пахнет нафталином. – Это от коробочек, мы сафьян пересыпаем нафталином, чтобы сохранить все в целости. Раньше коробочки делались на заказ в Бельгии, подбирались соответствующие оттенки сафьяна – особого, ворсистого, не ранящего камни… – Вы поэт своего дела, – улыбнулась Козловская, – будете моим добрым гидом. – С удовольствием. Хотите посмотреть золото? – Меня, право, не очень все это интересует… А Пожамчи в это время водил по золотому отделу Газаряна и Потапова, рассыпая перед ними монеты, портсигары, кольца, брелоки, часы. Сам Пожамчи золота не любил, считал его тяжелым и неинтересным, откровенно купеческим, без той внутренней тайны, которая была сокрыта в каждом камне. Так же, как Шелехес, он жадно вглядывался в лица контролеров, рассыпая перед ними диковинные богатства. – Чье это раньше было? – спросил Потапов, видимо из матросов, шагавший вразвалку, чуть косолапо. – Буржуев, – ответил Газарян, – чье же еще, по твоему? – А сколько, к примеру, этот портсигар потянет? – Смотря на каком рынке. Рынков то много: и оптовый, и черный, и международный… На черном рынке этот портсигар больших денег стоит, но я с черным никогда связан не был, не знаю, а ежели перевести на международный, то долларов девятьсот выньте и не грешите, – ответил Пожамчи. – А это сколько – девятьсот долларов? Там вон и камушки всякие в него вделаны… – Ну, камушки эти особой цены не имеют, настоящие камни стараются не прятать в оправу, чтобы дать возможность играть граням… Здесь важна форма – видите, как хорошо в ладонь ложится? Ну и вес, конечно. Половине Гохрана, – засмеялся Пожамчи, – можно коронки вставить из этого портсигара. Когда Пожамчи закончил экскурсию и объявил контролерам, из чего исходят оценщики, определяя истинную стоимость той или иной драгоценности, Потапов недоуменно вздохнул: – На это золото хлебушка можно всей России купить, чего ж мы голодаем? – Ну, это не нашего ума дело, – возразил Пожамчи, – правительство знает, куда золото тратить, там люди высокого ума сидят и об народе не меньше нас думают… – Как будем организовывать работу? – спросил Газарян. – Как вам покажется нужным, товарищ, – ответил Пожамчи. – Я думаю, оценку вы будете производить самостоятельно, – продолжал Газарян, – но в нашем присутствии, и если у нас возникнут какие то вопросы – будете давать объяснения, при надобности – письменные. – Совершенно с вами согласен, товарищ, совершенно согласен. Возвращаясь из Гохрана, Пожамчи и Шелехес обменялись впечатлениями. – По моему, ничего страшного не произошло, – раздумчиво говорил Шелехес, – и счастье, что на бриллианты поставили бабу. |
