|
Продавила бы материковые породы и канула в мантии… А ты теням удивляешься… Частный случай микролинзового эффекта… Гравиконцентрат отклоняет фотоны, вот тени и ложатся не туда, куда следует… – Не хотелось мешать вам, мальчики, – встряла Ким, – но прямо по курсу нас, похоже, поджидает «прожарка»… – Мать твою латинскую, Лопес, – прошипел Гризли. – Лезешь со своими тараканами… – Хреновому сталкеру яйца мешают, – с ужасающим акцентом по-русски сказал Лопес. – Так, стоим, думаем! – скомандовал Гризли. – Дейли, детка, кинь гаечку справа… Да пригнитесь, птенчики, а то перышки опалите… Лопес немедленно присел, обхватив голову руками. Гризли тоже опустился на корточки. Ким швырнула гайку и зажмурилась. И не зря. Гайка пролетела над останками Хлюста, но на землю упасть не успела. Бесшумно сверкнула, почти невидимая в солнечном свете, молния и железный шестигранник осыпался раскаленным дождем. – Хорошие дела, – прокомментировал Гризли. – Прямо «прожарка», справа «разрядник», слева «комариная плешь». – Пошли назад, – предложил Лопес. – Сколько раз тебе повторять, в Зоне назад не ходят, – назидательно произнес Гризли. – Как пешки в шахматах. Только вперед. Раз, раз – и в дамки… – Не в дамки, а в «вешки», – пробурчал настырный латинос, показывая на мослы Хлюста. – Ага, – согласился Гризли. – Пешки выходят в вешки… – Может, хватит каламбурить, – сказала Ким. – Пора двигаться. – Похоже, меня и впрямь словесный понос разбирает, – проговорил Гризли. – В общем, путь один – вдоль «плеши». Она старая, и по краям не столь хваткая, как прежде… Первым иду я. Следом Дейли. Лопес замыкает. Делай как я. Ни одного лишнего движения… – Гризли, – укоризненно произнесла Ким. – Все, заткнулся… Он вытащил из кармана целую горсть гаек и двинулся к «комариной плеши». Ноги у него подгибались. Весь сталкерский опыт, все сталкерские инстинкты вопили: «Стой, идиот! Назад! Там смерть!». Плоская тарелка «плеши», с раздавленным вертолетом королевских ВВС посредине, обозначала себя четко, но Гризли не привык полагаться в Зоне только на зрение. Гайки были надежнее. Он бросил первую, она покатилась по сухой, растрескавшейся земле, подпрыгнула на камешке и ухнула в почву, как в жидкую глину. Гризли прицелился точнее. Следующая гайка легла совсем рядом с «плешью», ее отчетливо дернуло вбок. Третью – Гризли бросил чуть дальше, вдоль незримой границы гравиконцентрата. Гайка легла нормально. Гризли оглянулся на Ким и Лопеса и знаком показал, чтобы следовали за ним, а сам мелкими шажками двинулся по обозначенному пути. Примерно два часа им понадобилось, чтобы обойти «плешь» и спуститься к лощине между двумя холмами, залитой какой-то жижей, цветом и консистенцией напоминающей гной. Жижа жирно отсвечивала на солнце. Над ее поверхностью поднимался пар, который сгущался вдоль лощины смрадным туманом. – Ну и вонь, – сказала Ким, спешно заматывая лицо шарфом. – Неужели мы туда полезем, Гризли? – Еще как, – отозвался тот. – Если понадобится – поплывем. Приспичит – будем нырять. – Как это – приспичит? – забеспокоился Лопес. – Рехнулся?! А поверху нельзя, что ли? Он показал на лысые, залитые безжалостным зноем вершины холмов. Гризли поманил его к себе. Взял за подбородок и повернул голову латиноса в сторону затянутого повиликой скелета, примостившегося среди щебня. – Сталкерская молва гласит, – сказал Гризли, – что вон та «вешка» при жизни именовалась Очкариком. |
