— А если осечка? — спросил Джек.

— Не будет осечки.

— И ты так просто говоришь о патронах, которым сто пятьдесят лет?

— Старые там только гильза и железка. В смысле пуля. А стартер я перебрал и поставил новый кварц. Порох перекристаллизовал…

— Как это?

— Ну, от времени у него меняются свойства. Чтобы это поправить, его растворяют в чистой воде, потом выпаривают, и порох становится как новый, правда, он от этого мельчает и сгорает быстрее…

— И что?

— Выстрел происходит резче, баллистика пули меняется. Но это можно учесть или добавить в порох сахарную пудру, она замедлит горение.

— Ты добавлял?

— Добавлял…

Джек откинулся на спину и вздохнул, глядя в звездное небо. Где-то там, на далеких планетах, которых отсюда даже в бинокль Ферлина было не разглядеть, разворачивались громкие баталии корпоративных армий и солдаты получали огромные деньжищи. Да, некоторые из них гибли, но об этой стороне медали Джек предпочитал не думать.

На болоте ударила хвостом игуана, погнавшаяся за гигантской лягушкой. Слышно было, как добыча стремительно убегала, отчаянно молотя по воде ластами, а игуана передвигалась редкими, шумными прыжками. Потом все стихло, было непонятно, поймала она лягушку или нет.

— Скажи, Ферлин, а много ли солдаты денег получают? Какое у них жалованье?

— По-разному…

— Но ты сколько получал? Скажем, в самом начале?

— Первые полгода восемьсот лир. Потом больше.

— Не, ну правда. — Джек снова приподнялся, хотя лицо Ферлина в темноте видно не было. — Правда, расскажи, мне же интересно.

— Интересно?

— Ну на самом деле, мне нужно знать это наверняка.

— А что, разве в деревне еще не знают?

По тону Ферлина Джек понял, что тот улыбается.

— Кто говорит полторы тысячи, кто две, а кто и четыре. Кому верить, неизвестно.

— Когда бронебойщиком служил, получал тысячу четыреста.

— Ух ты!

— А когда перешел в механики, то до двух с половиной выходило в зависимости от переработки…

— Две с половиной тысячи лир! — повторил Джек и замолчал, не в силах совладать с эмоциями. От всего услышанного у него даже пятки зачесались. Да, он слышал всякие цифры и много раз, в деревне считать солдатские деньги было любимым делом. Но одно дело деревенские болтуны и совсем другое — человек, который получал эдакие деньжищи в собственные руки.

— А сколько ты всего служил?

— Четыре года два месяца. Чтобы закрыть пятилетний контракт, чуть-чуть не хватило.

— Тогда была бы большая пенсия?

— Да. Была бы приличная пенсия, и не пришлось бы вот на такую охоту выходить.

— Послушай, но ведь за четыре года у тебя должна была скопиться огромная сумма. Ведь тебя там кормили и одевали. И жить было где. Куда же подевались все эти деньги?

Ферлин ответил не сразу, должно быть, ему эта тема совсем не нравилась.

— Видишь ли, приходилось много тратить на развлечения.

— Но какие же на войне развлечения? В кино, что ли, ходил? В чайную? Там столько не потратишь.

— В чайной не потратишь, но когда твоя часть выводится с переднего края и отправляется на отдых, появляется много соблазнов, против которых солдату трудно устоять.

— Ты выпивал?

Произнесено это было с такой наивной непосредственностью, что Ферлин даже головой покачал.