|
Три молодые девушки быстро вступили в дружеский союз. Все они учились в одном классе и жили в одной – самой просторной – комнате верхнего этажа. Как приятно и весело проводили они время после десяти вечера, когда полагалось расходиться по комнатам! Сколько они болтали, раздеваясь, – правда, вполголоса, так как за стеной мадемуазель Попинэ уже начинали мерещиться воры. Мадемуазель Попинэ спала вместе с маленькой Евой Эверс из Гамбурга, отец которой, любитель искусств и коллекционер, теперь жил в Мюнхене. Коричневые полосатые шторы в это время были уже спущены, на столе горела низенькая лампа под красным абажуром; чуть слышный запах фиалок и свежего белья наполнял комнату, и девушек охватывало слегка приглушенное настроение усталости, безмятежности и мечтательно-сти. – Боже мой, – говорила полураздетая Армгард, сидя на краю кровати, – до чего же красно-речив доктор Нейман! Он входит в класс, становится у стола и начинает говорить о Расине… – У него прекрасный высокий лоб, – вставляла Герда, расчесывавшая волосы перед осве-щенным двумя свечами зеркалом в простенке между окнами. – Да, – быстро соглашалась Армгард. – А ты и начала весь разговор, Армгард, только для того, чтобы это услышать. Ты не сво-дишь с него своих голубых глаз, словно… – Ты его любишь? – спросила Тони. – Никак не могу развязать ботинок… Пожалуйста, Гер-да, помоги… Так!.. Ну вот, если ты его любишь, Армгард, выходи за него замуж: право же, это хорошая партия. Он будет преподавать в гимназии… – Господи, до чего вы обе несносны! Я вовсе не люблю его. И вообще я выйду не за учителя, а за помещика… – За дворянина? – Тони уронила чулок, который она держала в руке, и в задумчивости уста-вилась на Армгард. – Не знаю, но, во всяком случае, у него должно быть большое имение. Ах, я уж и сейчас ра-дуюсь, девочки! Я буду вставать в пять часов утра и приниматься за хозяйство… – Она натянула на себя одеяло и мечтательно вперила взор в потолок. – Перед ее духовным оком уже пасутся пятьсот коров, – сказала Герда, глядя в зеркало на подругу. Тони еще не совсем разделась, но уже улеглась, положив руки под голову, и тоже смотрела в потолок. – А я, конечно, выйду за коммерсанта, – заявила она. – Только у него должно быть очень много денег, чтобы мы могли устроить дом аристократично и на широкую ногу. Это мой долг по отношению к семье и к фирме, – серьезно добавила она. – Вот посмотрите, так оно и будет. Герда кончила убирать волосы на ночь и стала чистить свои широкие белые зубы, разгляды-вая себя в ручное зеркальце в оправе из слоновой кости. – А я, скорей всего, совсем не выйду замуж, – проговорила она не без труда, так как ей ме-шал мятный порошок во рту. – Зачем мне это? У меня нет ни малейшего желания! Я уеду в Ам-стердам, буду играть дуэты с папой, а потом поселюсь у своей замужней сестры. – О, как скучно будет без тебя! – живо вскричала Тони. – Ужасно скучно! Тебе надо выйти замуж и остаться здесь навсегда… Послушай, выходи за кого-нибудь из моих братьев!.. – За этого, с длинным носом? – Герда зевнула, сопровождая зевок легким пренебрежитель-ным вздохом, и прикрыла рот зеркальцем. – Можно и за другого, не все ли равно… Господи, как бы вы могли устроиться! Нужно только пригласить Якобса, обойщика Якобса с Фишерштрассе, у него благороднейший вкус. Я бы каждый день ходила к вам в гости… Но тут раздавался голос мадемуазель Попинэ: – Ah, voyons, mesdames! Спать! спать, s'il vous plait! Сегодня вечером вы уж все равно не успеете выйти замуж. Все воскресенья, а также каникулярное время Тони проводила на Менгштрассе или за горо-дом у старых Крегеров. |
