|
Небо с недвижно стоявшими на нем редкими белыми облаками мало-помалу начинало бледнеть. Маленький, пестреющий цветами, опрятный сад с клумбами и симметрично проложен-ными дорожками покоился в лучах предвечернего солнца. Легкий ветерок время от времени до-носил запах резеды, окаймлявшей клумбы. – Ну, Том, – сказал благодушествовавший сегодня консул, вынимая изо рта сигару, – дело относительно ржи с «Ван Хейкдомом и компания», о котором я тебе говорил, видимо, устраива-ется. – Сколько он дает? – заинтересовался Томас и перестал мучить Тони. – Шестьдесят талеров за тонну… Неплохо, а? – Отлично! – Том сразу оценил выгодность этой сделки. – Кто так сидит. Тони! Это не comme il faut , – заметила консульша; и Тони, не отрывая глаз от книги, сняла один локоть со стола. – Не беда, – сказал Томас. – Пусть сидит, как хочет, все равно она остается Тони Будденброк. Тильда и Тони бесспорно первые красавицы у нас в семье. Клотильда была поражена. – О бо-оже, Том, – проговорила она. Удивительно, до чего ей удалось растянуть эти короткие слова. Тони терпела молча. Том был находчив, и с этим обстоятельством приходилось считаться, – он ведь опять сумеет ответить так, что все расхохочутся и примут его сторону. Она только сердито раздула ноздри и передернула плечами. Но когда консульша заговорила о предстоящем бале у консула Хунеуса и упомянула что-то о новых лакированных башмачках, Тони сняла со стола второй локоть и живо подхватила разговор. – Вы все болтаете и болтаете, – жалобно воскликнул Христиан, – а у меня адски трудный урок! О, я бы тоже хотел быть коммерсантом! – Ты каждый день хочешь чего-нибудь другого, – отрезал Том. Но тут в саду показался Антон с подносом, на котором лежала визитная карточка, и все взо-ры с любопытством обратились к нему. – «Грюнлих, агент, – прочитал консул, – из Гамбурга». Весьма приятный человек, наилуч-шим образом мне рекомендованный; сын пастора. У меня с ним дела, нам надо кое-что обсудить… Ты не возражаешь, Бетси? Антон, проси господина Грюнлиха пожаловать сюда. По дорожке, с палкой и шляпой в правой руке, вытянув вперед шею, уже семенил мужчина среднего роста, лет тридцати двух, в зеленовато-желтом ворсистом сюртуке и в серых нитяных перчатках. Жидкие белокурые волосы осеняли его розовое, улыбающееся лицо, на котором около носа гнездилась большая бородавка. Подбородок и верхняя губа у него были гладко выбриты, а со щек, на английский манер, свисали длинные бакенбарды золотисто-желтого цвета. Он еще издали, с видом, выражающим нелицеприятную преданность, взмахнул своей большой светло-серой шляпой. Последний шаг перед столом он сделал нарочито длинный, причем описал верхней частью корпуса такой полукруг, что его поклон мог быть отнесен ко всем сразу. – Я помешал, я вторгся в недра семьи, – произнес он бархатным голосом. – Здесь все заняты чтением интересных книг, беседой… Прошу прощения! – Добро пожаловать, уважаемый господин Грюнлих! – отвечал консул. Он поднялся с места, как и оба его сына, и теперь пожимал руку гостю. – Рад случаю приветствовать вас у себя вне стен конторы. Бетси, господин Грюнлих, наш давнишний клиент… Моя дочь Антония… Клотильда, моя племянница… С Томасом вы уже знакомы… а это мой младший сын. Христиан, гимназист… После каждого имени г-н Грюнлих отвешивал поклон. – Смею вас уверить, – продолжал он, – что я не хотел нарушить ваш покой. Я пришел по де-лу, и если мне позволено будет просить господина консула прогуляться по саду… Консульша перебила его: – Вы окажете нам любезность, если, прежде чем приступить к деловым разговорам с моим мужем, побудете немного с нами. |
