Он пробил проход недалеко федеральной трассы Брянск Орел, километрах в тридцати от Дымков. Разумеется, мое появление никто засечь не мог. Телефон я не включал. В том числе Насти и покойного Михаила. Не исключаю, они тоже отслеживаются. Поэтому как в нецивилизованном двадцатом веке – обходился без мобилки. И без кредитной карты. Тысяч двести российской налички осталось от последних продаж золота – хватит.

Наконец, в кармане пистолет Макарова со спиленными номерами. Как шутил знакомый мент, ПМ тебе дали – зачем зарплата? Сам добудешь на пропитание.

Я влез в джинсы, показавшиеся тесными и неудобными после глейских шаровар. Сапоги – они в любом мире сапоги. Главное – без каблука шпильки. Сарказм. Куртка. В общем, такой вот грибник неудачник, не нашедший грибов, а в России осень – пора опят, вышел к шоссе голосовать.

Водитель «ГАЗели», отдам ему должное, был немногословен. Бухтело радио. Закончился шансон, передали новости. Ничего особо не изменилось. В соседней Белоруссии президент Лукашенко удержался у власти. НАТО угрожает России, Лавров отвечает «дебилы, мля» и грозит в ответ.

Начался дождь. Мокрый и раздраженный, я под вечер притащился к подъезду родительского дома в Орле и стал наблюдать.

Хреново, что все дворы забиты машинами. Подпирают друг дружку, ставят на газон, на детскую площадку. В любой может сидеть цыганский штирлиц, высматривающий вход в подъезд.

Зато у меня свой штирлиц, практически невидимый.

Он просканировал и приличные машины, и авторухлядь. В «Фокусе» обнаружил парочку бдящих. На торпеде – фотоаппарат «Кэнон» с длиннофокусным объективом. Никакого оружия зрением Биба я не рассмотрел. Что совсем не означает – его нет.

Ладно, вариант засады предусмотрен. И план Б.

Дом длинный. Я уловил момент, когда из крайнего подъезда вышла тетка с пакетами мусора, и просочился внутрь. Поднялся на самый верх. Понятно, вход на чердак и на крышу закрыт, чтоб бомжи не лазали. Глею можно, мы же – типа графья.

Мощные клещи, изделие Пахола, перекусили проушину замка на раз. На чердаке темно и грязно. На крыше – еще и мокро, битумное покрытие в лужах.

Низко пригнувшись, чтоб не выделяться над ограждением крыши, я перебежал к нашему подъезду. Дверь с чердака вниз пришлось выдавить, замок был с той стороны. Я руками выжимаю с груди задний мост от ГАЗ 66… Ну да, уже раньше похвастался. Сейчас как раз пригодилась силушка.

Дверь родительской квартиры открыл своим ключом. Мама услышала его поворот – вышла в прихожую, свет зажгла… Она так постарела?

– Сыночек… Живой… Я уж не думала… Миша! Гоша приехал! Загорелый какой, бородатый…

Обнял ее, попросил: тихо. За домом следят.

Отец был сдержаннее. По армейски сурово спросил: кому я перешел дорогу.

– Очень нехорошим людям. Связанным с криминалом. Боюсь, башляют силовикам. Те пытаются меня выследить.

– Вот так – погонишься за нечестными деньгами… – начал гундеть отец, но мать оборвала его.

Она все гладила меня по лицу, по зарослям.

– Как узнали, что дом твой сгорел… Тебя, правда, там не нашли, но вдруг… Участковый говорил, какие то цыгане крутились. Кто ж их поймает?

– Никто. Но не в цыганах дело. Я случайно их внимание привлек. Потом вмешалась Настя, дочка того полковника. По которой я раньше сох. Она такую волну подняла…

– Ты говорил, у тебя невеста? Мы вот с Мишей гадали – неужели все же Настя?

– Гораздо лучше. Едем со мной. Познакомлю.

– А родители у нее кто? – тут же заволновалась мама.

– Папа – землевладелец. Хороший мужик. Богатый. Но я не беднее. Мать ее умерла.