Мюррей склонился вперед настолько низко, что потерял равновесие и повалился, побив коленки.
– Смилуйся…
Его увели.
А король, окинув взглядом придворных, спросил:
– Так прокатимся к глею нирогонщику?
Взгляд этот означал: если проколитесь, на месте жадного окружного судьи может оказаться любой из вас. Кто желает быть следующим?
Никто не желал. Все выразили бурную радость продолжению пути на юг.
* * *
Поначалу Карах мне пришелся по душе. Во все вникал. Задавал толковые вопросы. Проехался к ограде Веруна. Когда священники Моуи начали возмущаться ростом могущества локального языческого божка, осадил их: все богоугодно, что на благо королевства. Дал понять, что не рад от известия, что столь важное глейство приобрел не ант. Но смягчился, увидев Мюи. Хоть детки вырастут антами, пусть – наполовину.
Первый банкет был под открытым небом. Не изобретая велосипед, тем более – единственный опять прикарманила моя рыжая, я использовал проверенный способ повысть настроение. Вспомнил первый, наверно, советский фильм про попаданцев в прошлое. Если удалось на экране… Подошел к музыкантам, напел им мелодию. Подобрали ноты, их больше чем на Земле. Но все равно – подбираются.
И над равниной в излучине реки поплыло:
Счастье вдруг в тишине постучалось в двери,
Неужель ты ко мне? Верю и не верю…
Падал снег, плыл рассвет, осень моросила.
Столько лет, столько лет, где тебя носило?
Я отплясывл с Мюи и всячески давал понять: эти слова – о тебе и о нас. Королевская свита с каждым тостом все больше раскрепощалась. Нир делал свое дело. После исполнения на бис и третьего куплета гости орали хором, нескладно, но душевно и громко:
Вдруг как в сказке скрипнула дверь, все мне ясно стало теперь.
Столько лет я спорил с судьбой ради этой встречи с тобой.
Мерз я, где то плыл за моря, знаю, это было не зря.
Все на свете было не зря, не напрасно бы ы ыло!
Короче, хорошо посидели. И хорошо повесилились. Жизнь удалась.
На второй день пребывания короля ужинали у меня в замке. Еще деревянном. Без Мюи. Августейший дал понять – разговор серьезный, мужской. Так что были вдвоем, кроме королевской стражи. Они – мебель. Да, крутились мои кухонные, метали на стол невиданные в столице блюда: драники, колдуны, мачанку. Уже со сметаной. Пока она из козьего молока, вкус – специфический. Коровы здесь мясные, тягловые да верховые, дойных нет.
Король пробовал борщ, удивлялся – как это суп может быть красным. Свекольный цвет – такого понятия здесь не знали по причине отсутствия свеклы. А у моих крестьян она с первой попытки уродила. Почвы хорошие, погода – загляденье, спасибо Веруну.
Картошка удивила короля.
– Говоришь, с ней голода не будет? И хранится до весны?
– Не будет. И хранится. Со следующего года могу продать часть урожая на семена. Пусть по всему королевству расходится.
– Одобряю. Продавай. А вот нир – нет.
Мне показалось – ослышался. Как так?
– Отчего же, мой король? Только разворачиваю дело!
– Потому что только король может чеканить монету. А нир – та же монета. Только жидкая.
Я откинулся на стуле и обхватил голову руками.
«Выпить душу ему не смогу, – предупредил Биб. – И память не сотру. На нем амулет Моуи. От него мне не больно, но я бессилен что то сделать его хозяину».
Разумеется, я не собирался мочить Караха. Даже вздумавшего национализировать основу моего процветания. Или вообще сделать рейдерский захват нир заводика. Но сознание, что он у меня на ладони как муха, которую могу прихлопнуть другой ладошкой, изменило бы отношение к ситуации. |