— Ты мне зубы не заговаривай, — мрачно заметила я. — Мне надо отлично выглядеть, как это возможно с пьяным зеркалом?

— Справедливости ради, я смог всосать только пену, — не растерялся Кагами. — Поэтому сделаем по высшему классу. Рассказывай, как будем создавать настроение.

Через некоторое время мне самой хотелось приложиться к «Джапонскому самураю», потому что Кагами отвергал то макияж, то платье, то прическу, то выражение лица.

— Так ты его не сразишь, давай ещё раз.

— Я не собираюсь его сражать!

— А должна!

В итоге остановились на наряде, по крою напоминающем чайнаньский чеонгсам с воротничком стойкой, косой лентой застежкой и без рукавов. Винно-красный шелк, расшитый круглыми знаками благополучия, длиной до щиколоток. Можно сказать, что целомудренно, если бы не разрез до бедра. Два разреза.

Но Кагами был категоричен.

— Ты же будешь сидеть, — заявил он. — Значит, будет не видно.

— Если ног не видно, то зачем их оставлять полуобнаженными? — удивилась я.

— А вдруг все же увидят?

Спорить с Кагами оказалось бесполезно. Не то чтобы я прямо горела желанием этим заняться, но огрызалась скорее из вредности.

Макияж сдержанный, неброский и в то же время выгодно оттеняющий все, что нужно. Я уже продумала, что зажгу только вечерний свет. Ибо давно и во всех странах давно известно: чем меньше света, тем краше дама.

Волосы убрала в высокую прическу, уложив ракушкой и заколов спицей с тяжёлым набалдашником, увешанным множеством маленьких лун и звездочек. Северные соседи джапонцев — практичные и трудолюбивые чайнаньцы — знали толк и в одежде, и в украшениях.

Золотые изящные серьги и браслет на левом запястье дополнили комплект. Пожалуй, вполне годно.

— Вот теперь одобряю, — кивнул Кагами. — Только жаль, что застежка эта больше ни туда, ни сюда.

Я опустила взгляд на свою грудь, пытаясь понять, что ему не по нраву.

— Си… бюст почти не видно, — пояснил он.

— По-моему, только слепой не заметит, — отметила я, справедливо считая, что «не видно» — это если на тебе надето нечто безразмерное, а не идеально подогнанное платье по фигуре, в котором даже дышится через раз.

— Будем надеяться, что этот твой адвокат разберется что к чему, — фыркнул Кагами.

— Он не мой.

— А чей?

— Предположительно младшего Ноаха. Алон всему виной.

— Твой покойный муж?

— Да. Вот этот, как ни прискорбно, уже мой.

— Всегда знал, что ты странно выбираешь себе мужиков.

Возразить было нечего. Даже не захотелось говорить, что я никого из них не выбирала, но всё так само сложилось.

Кагами мудро промолчал. И даже не отпустил ни единого комментария, пока я собирала разложенные вещи. После чего послала ему воздушный поцелуй и пошла готовить кухню к приему гостя.

Чай значит чай. Церемонию не обещаю, но уж вкусным напитком не обделю. Господин Куригава ко Дню женской красоты подарил мне удивительный сбор, который я старалась пить только в особенные вечера.

Будет ли вечер особенным?

Я задумалась, стоя посреди кухни с керамическим чайничком в руках. Хороший вопрос. Почему-то Кентаро Дайгу вызывает у меня в груди (и других местах, ответственных за плотское влечение) ощущения, очень далекие от равнодушия. К чему бы это? Просто физиология при виде красивого мужчины моего типа? Или же место, где спина теряет своё благородное название, требует приключений?

Сервировав столик, я села и задумчиво посмотрела в окно.