— Да, но сейчас-то всего четыре утра, — сказал Карелла. — Мне кажется, сейчас рановато для разговора.

— После завтрака сходим.

— Да, невредно будет потолковать и с Ирмияху. Если раввину угрожали, то…

— Джеремия, — поправил Мейер.

— Что?

— Джеремия. Ирмияху — это на иврите «Джеремия».

— А-а. Ну, в общем, с ним. Ведь может быть так, что раввин поделился с ним, сказал…

— Джеремия, — снова произнес Мейер.

— Что?

— Нет! — Мейер потряс головой. — Невозможно. Он святой человек. И если есть то, что претит настоящему еврею, это…

— Да о чем ты? — спросил Карелла.

— Это убийство! Иудаизм учит: не убивай, если только уж не в самозащиту. — Он внезапно нахмурился. — Да, а помнишь, как я чуть не закурил сигарету? Он спросил меня — еврей ли я, помнишь? Он был потрясен, что я мог закурить во второй день Песаха.

— Мейер, я что-то засыпаю. О ком ты это говоришь, не пойму? — спросил Карелла.

— Об Ирмияху, о Джеремии… Стив, а ты не думаешь?..

— Я что-то не понимаю, о чем ты, Мейер.

— Ты не думаешь… не думаешь, что рабби сам написал это на стене?

— Зачем бы… Я не пойму тебя.

— Чтобы сказать, кто его заколол? Сказать, кто убийца?

— Как бы…

— Джеремия, — сказал Мейер.

Карелла смотрел на Мейера молча и долго. Потом кивнул и сказал:

— Буква «джей»…

* * *

Он закапывал что-то на заднем дворе за синагогой, когда они пришли туда. Вначале они пошли к нему домой и разбудили его жену. Это была старая еврейка; по ортодоксальной традиции ее голова была бритой. Она накинула на голову шаль и, сидя на кухне, пыталась вспомнить, что случилось во второй вечер Песаха. Да, ее муж уходил в синагогу на вечернюю службу. Да, он вернулся домой сразу после службы.

— А вы видели его, когда он вошел? — спросил Мейер.

— Я была на кухне, — ответила миссис Коэн. — Готовила седер. Я слышала, как он вошел и пошел к себе в спальню.

— Вы видели, в чем он был?

— Нет.

— А во что он был одет во время седера?

— Не помню.

— Он переодевался, миссис Коэн? Может быть, вы припомните?

— Ах да, пожалуй… Когда он пошел в храм, на нем был черный костюм. А потом на нем был, пожалуй, другой. — Старушка ничего не понимала. Она не знала, зачем у нее спрашивают о таких вещах. Но она отвечала на все их вопросы.

— А в доме был какой-нибудь необычный запах, миссис Коэн?

— Запах?

— Да. Вам не казалось, что пахнет краской?

— Краской? Нет. Ничего не казалось.

Они нашли его во дворе за синагогой.

Старик с печальными глазами, печально сутулящийся. В руках лопата, которой он прихлопывал землю. Он кивнул, как будто бы знал, зачем они пришли. Они глядели друг на друга, стоя по обе стороны холмика из свежеперекопанной земли у ног Ирмияху.

Во время разговора и последующего ареста Карелла не произнес ни единого слова. Он стоял рядом с Мейером и только чувствовал странную боль в душе.