– А теперь что планируется, не знаете? – не унимался я.

– Смотря кто новые хозяева.

– А помещение в аренду или продаётся?

– Это к начальству, – буркнул парень, утомлённый моей настырностью, и, заперев дверцы, пошёл к кабине.

А я обернулся на Петю. Он смотрел на меня, приподняв брови. Из его карих глаз валили искры.

– Ты что, кислорода перенюхал? – сказал он. – Решил в степи открыть пекарню? Ну ты, брат, даёшь! Такого я ещё не видел – чтобы по спущенному колесу люди офис себе подыскивали!

Раз пять мы обошли особнячок. Тыл его выходил на улицу с последними частными домами. Рыжий снег на нечищеной дороге, яблони за штакетником – вполне себе романтическое место для булочной. Но главное, рядом – центральная площадь, и всюду полно народу. Женщина с мальчиком за руку, старик и жучка, оба прихрамывают на левую «лапу», юный милиционер, как-то хмуро глянувший на красную Петину куртку, девчонка у калитки покуривает – любопытные, горячие у неё глаза. Люди есть – а что ещё надо булочнику?

Уходя, я ещё раз прислушался к скрипу кренделя и спросил не без волнения:

– Петь, а может, это и есть форель? Ну, которую, помнишь, я с жизнью ловить собирался?

– Бычки! – поправил Петя. – Ты говорил про бычки в луже. Не сомневайся – это они!

Колесо починили. Петя сел за руль, и мы помчались в столицу. – А что, – вслух фантазировал он, – будем с отцом строить посёлочки в вашем районе, прокинем к тебе на поляну газ. И булочной твоей дадим рекламу – она у тебя удобно располагается: центр, и от трассы близко. Жалко, конечно, что не супермаркет. Супермаркет бы лучше.

Я отшучивался в ответ. И в шутку у нас обоих всё сложилось, как надо. Петя купил себе пуленепробиваемый «хаммер» и пригласил Пажкова сплясать на торжественном мероприятии – он ещё не решил каком. А ко мне в Старую Весну приехали Майя с Лизой. И скоро завелись у нас в саду цветы, а в доме блины, но главное – совершенно стёрлось неудачное прошлое.

Во дворе у Пети я вышел из машины – пересесть за руль. Нехотя он отдал мне ключи.

– Жалко, что приехали. Я бы ещё покатался, – сказал он, как-то вдруг поскучнев. Закурил и после паузы прибавил: – Я тут подумал: а ведь для обывателя хороший рояль – это ноль, ничто по сравнению с хорошим автомобилем. Хотя и подороже будет.

– Ну а чему тут удивляться?

– Удивляться нечему, – кивнул Петя и потрогал зеркало моей машины. – Так вот, не строил бы ты, брат, себе рояль! И мандолину тоже не надо. Прогоришь, пересядешь на такую вот хреновину, которая заводится через раз, – он кивнул на свой старенький «опель», дремлющий с краю стоянки, – и тогда каждый встречный пажков начнёт делать тебе оскорбительные предложения. Не надо думать, что жизнь кого-то там за что-то награждает! – продолжал он, сузив глаза, отчего его открытое лицо приобрело забавный налёт цинизма. – Ты, мол, ей – отказ от соблазнов города, а она тебя за это бултых в реку любви. Щас! Я четверть века пахал в кровь – с пяти лет! Много меня наградили?

Перепады настроения случались с ним не впервые. Я не обиделся, но кулаки сжались.

– Петь, да я, в общем, не за ордена бьюсь. Я дом хочу построить и заняться любимым делом. Так что ты меня не так понял.

– Я тебя не так понял? – вскинул брови Петя. – А по-моему, это ты себя не так понял! – Он недоумённо дернул плечами и зашагал к подъезду.

Я смотрел, как метёт его по дорожке красным листком. Сколько он ни храбрился – ни бокс, ни футбол не могли придать весу его нетвёрдой походке.

– Петь! – окликнул я.

Не сразу – через пару шагов он обернулся и кивнул: чего?

– Давай махнёмся!

– В смысле?

– Машинами! Ты на моей всё-таки поспокойнее себя будешь чувствовать в эпицентре пажковщины.