– Проводи меня, пожалуйста.

Она достала деньги, пересчитала и протянула Никите.

– Надеюсь, адрес ты помнишь?

Никита кивнул.

– Думаешь, она все расскажет Герману? – тихо спросил он.

– Не знаю. Скорее всего, да. Покрывать меня ей резону нет.

– Мне очень жаль.

Они прошли в прихожую. Никита распахнул входную дверь. Пульхерия достала из шкафа его куртку и сумку. Она смотрела на него и вдруг поймала себя на мысли, что хочет, чтобы он поскорее ушел, и когда двери лифта закрылись, с облегчением захлопнула дверь.

Два стакана с коньяком все еще стояли на столе. Быстро опустошив оба, Пуля решительно направилась в комнату Галины Матвеевны. Старуха сидела на кровати и втирала в кожу лица дорогой французский крем.

– Я хочу вам объяснить… – начала Пуля свои оправдания.

– Извините, но мое положение домработницы не позволяет требовать от вас, моей хозяйки, каких-то объяснений, – ледяным тоном прервала она ее.

– Это мой давний приятель. У него неприятности, – пыталась неуклюже продолжать Пульхерия.

– Ах, оставьте, дорогуша, эти ваши подробности, – замахала руками, словно птица крыльями, Галина Матвеевна. – Я достаточно насмотрелась на эти ваши утешения. – К ледяным интонациям она добавила немного яду.

Пуля поняла, что все бесполезно. Тем не менее начала снова:

– Не трудитесь передавать Герману, я все ему сама расскажу. Да, собственно, и рассказывать-то нечего. Между нами, кроме поцелуя, ничего не было, вы же сами видели.

– Не уверена, что я видела начало. Это могло быть и окончанием оргии. Я могла застать вас, когда ваш любовник уже собирался уходить, – с подлой усмешкой заявила старуха.

У Пули даже дыхание перехватило от такой неслыханной наглости. Она глотнула воздуху, закрыла на несколько секунд глаза, а когда открыла, с ледяным спокойствием сказала:

– Напрасно вы такие деньги на этот крем истратили. Черную душу даже центнер крема мягкой и светлой не сделает.

– Пульхерия, что ты делала вчера ночью?

У нее мелькнула ужасная мысль, что Галина Матвеевна утром успела настучать о ней и Никите папаше Гранде. Тотчас она представила душераздирающую сцену: Александр Николаевич нечеловеческим презрением убивает неверную возлюбленную своего сына, размазывает взглядом по дубовому паркету.

Прежде чем она ответила, сдавленный голос Гранидина перешел в истерический крик:

– Ты была одна?

– Да, – солгала она. – Конечно, одна.

– Немедленно бери такси и приезжай ко мне. Только быстро, без этих бабских штучек с макияжем и выбором туалета. Чтобы через полчаса была у меня!

– Да что случилось-то? Что-нибудь с Германом?

Смятение Пульхерии переросло в предчувствие катастрофы.

– Хуже! Вику, эту шлюшку, которую вы с Германом хотели выдать замуж за Гришеньку, этой ночью убили. Задушили.

Ложь во спасение

Накануне, перед тем как заснуть, Пуля решила, когда Галина Матвеевна остынет, предложить ей за молчание пару сотен баксов. Если она возьмет деньги, за репутацию можно не опасаться. Но теперь нечего было на это надеяться. Назаров обязательно расскажет правду, где и с кем он провел этот вечер. Не в его интересах отказываться от собственного алиби. Ей даже думать не хотелось о скандале, который ее ожидает. Пульхерию терзали угрызения совести. Фактически измены Герману не было, но попробуй докажи, что ты не верблюд. Она отчаянно проклинала Никиту с его проблемами. Тогда, в гостинице, он гордо отказался от предложенной помощи, а вчера взял и явился.