По лицу Девлин неудержимо покатились слезы.

— Я найду их, — пообещала она. — Обещаю тебе…

Коули посмотрел ей в лицо, улыбнулся и кивнул. Девлин взглянула на Клейна, затем наклонилась, поцеловала Коули в окровавленные губы и пошла к воротам тюрьмы. Клейн и Коули остались вдвоем, глядя на солнце.

— „Пи Вайн Спешил“ дает последний гудок, — сказал Коули, сжимая руку Клейна, и добавил: — Я рад, что мы получаем свободу в один и тот же день.

Лицо старого негра расплылось перед глазами Клейна, и он кивнул, не в силах вымолвить ни слова. Его челюсти болели — настолько он их стискивал. Коули в последний раз медленно моргнул желтыми, налитыми кровью глазами; глубоко втянул через расширенные ноздри свежий утренний ветерок.

— Черт, воздух-то какой!.. — сказал он.

И огромная черная голова, похожая на камень, упала на грудь. Лягушатник умер.

Когда звуки, вырывавшиеся из груди Клейна, немного поутихли, он опустил тело друга на землю и встал. По дороге в сторону тюрьмы громыхала целая колонна крытых грузовиков. Национальная гвардия… Клейну до этого не было никакого дела. Он в последний раз посмотрел на будто из камня вырубленное лицо Коули, обретшего наконец покой, отвернулся и пошел к воротам.

Девлин поджидала его.

— Спасибо, — сказал он ей.

Она кивнула.

Тоннель кишел суетящимися охранниками, вопящими на всех и друг на друга. Грузовики Национальной гвардии уже подъезжали к воротам. Девлин и Клейн прошли к проходной, где Клейна поймал за руку Робен Уилсон. За спиной боксера стоял Виктор Галиндес.

— Клетус вызвал армию, кореш! — сказал Уилсон, придерживая живот рукой и немного наклоняясь вперед. Его волосы слиплись от запекшейся крови.

Клейн взглянул на Галиндеса и спросил:

— Клетус? А где Хоббс?

— Освобожден от занимаемой должности, — сообщил Галиндес. — По состоянию здоровья.

— Прелестно. А зачем армия?

— Стоукли Джонсон загнал Эгри и пятьдесят-шестьдесят его головорезов в блок „D“ и блокировал их там. Он решил их сжечь. Я знаю Стоука. — Уилсон постучал пальцами по виску. — У него в башке одни опилки. Раз решил, так и сделает.

— Если бы я очень постарался, — сказал Клейн, — то мог бы переживать из-за этого еще меньше, чем сейчас. Хотя вряд ли.

— Эгри прихватил с собой всех заложников, — мрачно сказал Галиндес. — Двенадцать человек.

— Тогда мне их очень жаль, — ответил Клейн.

— Джонсон не откажется от своих планов, если Эгри не сдастся, — продолжал Уилсон, — да и тогда может не удержаться. Тот гад такое с нашими сделал…

— Знаю, — подтвердил Клейн. — Видел.

— Если Джонсон подожжет блок „D“, — сообщил Галиндес, — у Клетуса не останется другого выхода, кроме как послать внутрь гвардейцев.

— А это значит, будет кровавая баня, кореш, — добавил Уилсон.

— Ладно, — сказал Клейн, — а ко мне-то это какое отношение имеет?

— Возможно, мне удастся уговорить Стоука снять блокаду, — предположил боксер. — Но только в том случае, если Эгри сдастся первым.

— Но ты же не станешь возвращаться туда? — спросил Клейн.

Уилсон посмотрел на него.

— Там мои люди, Клейн. — Он взглянул на Девлин. — Хотя, возможно, они просто подонки…

Клейн промолчал. Осознав, к чему клонит Уилсон, он оглянулся на Девлин в поисках моральной поддержки.