Там и сям в толпе люди покуривали косячки и сигареты. Если они по небрежности не подпалят себя сами, то отплатят людям Эгри сполна. Решетка, перегораживающая вход в блок „D“, была заперта, а за ней примерно по плечи навалили баррикаду из спальных матрасов. По ту сторону суетились люди, торопливо поливая матрасы водой из кружек, ведер и кастрюль. На их лицах читалась решимость обреченных.
— Стоук!
Клейн повернулся на возглас Уилсона. Толпа расступилась. В воротах блока „В“ на вращающемся стуле, водруженном на бельевую тележку, сидел Стоукли Джонсон. Его нос и часть лица вокруг пулевого отверстия жутко вздулись, но глаза сверкали бешеной злобой. Когда Стоук увидел Уилсона, злобы поубавилось, но не сильно. Клейн остановился на краю очищенной от людей площадки, и Стоукли равнодушно скользнул по нему взглядом. Уилсон протянул руку; Джонсон кивнул и пожал ее.
— Поставили гадов на колени, Стоук, — сказал Уилсон.
Стоукли снова кивнул, затем открыл рот и медленно заговорил:
— Выходящие наружу ворота блока „D“ блокированы. Им некуда бежать.
— А где вы взяли горючее?
— Из бака генераторной.
— Хорошо сработано, кореш.
Стоукли кивнул. Наступило молчание. Люди в толпе терпеливо ждали. Уилсон сделал шаг назад.
— Я хочу, чтобы ты позволил им выйти, Стоук, — сказал он.
В толпе зароптали. Все ждали продолжения. Стоукли покачал головой.
— Мы загнали большинство бледнолицых в блок „A“, где они и сидят, наложив в штаны. Я дал им шанс выйти и предстать перед судом. Это намного больше, чем они могли от нас ожидать. Здесь, в блоке „D“, остались только те ублюдки, которые хотят умереть.
В толпе одобрительно зашумели. Клейн почувствовал, как волоски на его руках становятся дыбом. Уилсон подождал тишины.
— Сюда приехали национальные гвардейцы.
— Плевать я на них хотел.
— Если ты подожжешь вертухаев, которых Эгри взял в заложники, наших ребят у задних ворот этого блока перебьют только так. — Уилсон сделал рукой неприличный жест. — Спасая заложников, военные выпустят и головорезов Эгри, а затем ворвутся сюда и зальют огонь нашей кровью. Все эти солдатики только и мечтают — взять негра на мушку и получить повод для убийства.
Стоукли Джонсон повысил голос:
— Мы не боимся умереть! Но если мы не дадим им знать сейчас, никто так и не поймет, кто мы на самом деле!
Уилсон подошел к краю толпы и, взяв у кого-то бритву, полоснул ей по стягивавшему грудь и живот пластырю. Затем, рванув края разреза, он содрал повязку, обнажая огромный шрам от груди к паху.
— Вот кто я на самом деле! — крикнул боксер.
В толпе ахнули и сочувственно загомонили.
— Вы все знаете, откуда я пришел.
Возгласы согласия.
— Эти сволочи жгли нас. Они били нас. Они мочились нам в лица, пока мы стояли на коленях, прикованные цепями. Так же они поступят и завтра, и послезавтра, и через неделю, и через год! Я знаю. Я знаю это лучше вас всех! Но они всего лишь люди. И мы должны быть большими людьми, чем они.
Уилсон повернулся к Стоукли.
— Вот кто мы есть.
Глаза Джонсона внимательно изучали лица окружающих; затем остановились на Клейне. На лице Стоукли на это раз мелькнуло неохотное узнавание. Клейн встретил его взгляд.
— Ты хочешь послать туда дока? — спросил Стоукли.
— Он может уговорить парней Эгри сдаться. Нам. Они это начали, а мы заканчиваем, и заканчиваем правильно, а не так, как они ожидают. Им и в голову такое не приходило. Мы их отпускаем!
Уилсон замолчал и обвел взглядом толпу: люди вновь были на его стороне. Боксер кивнул Стоукли. |