Уилсон замолчал и обвел взглядом толпу: люди вновь были на его стороне. Боксер кивнул Стоукли.

— А если потом ты захочешь войти и вырезать Эгри яйца, я пойду с тобой и подержу его.

Этого было достаточно. Стоукли кивнул, и лица людей обратились к Клейну. Спасибо, парни… Доктор повернул голову в сторону блока „D“; над баррикадой настороженно торчали головы белых зэков. Он отвернулся.

— Отзовите ваших ребят от наружного выхода, — попросил он.

Уилсон кивнул и, подозвав кого-то, негромко отдал распоряжение. Клейн пошел к блоку „D“.

Над матрасами показалось длинное мрачное лицо в металлических очках. Если в подобной ситуации можно говорить об удовольствии, то Клейн встретил появление Тони Шокнера с удовольствием. Может быть, все вообще обойдется без разговора об Эгри и его проклятой заразе… Шокнер был встревожен, но тоже явно обрадовался Клейну.

— Тони.

— Клейн, — ответил Шокнер. — Какой там счет, кореш?

— В последнем периоде вас раскатают под орех.

Шокнер кивнул.

— Знаю. А что тут можно поделать?

— Уступить, — сказал Клейн. — Уилсон вас пропустит, только вертухаи идут первыми.

— А мы можем ему доверять?

— Вы доверились Эгри, — продолжил доктор. — Значит, хуже уже не будет.

Шокнер долго разглядывал его через решетку; Клейн чувствовал происходящую в душе парня борьбу.

— Семпер фи, — выдал наконец Тони.

Клейн вспомнил своего отца, и внезапно урезанный Эгри девиз морских пехотинцев привел его в ярость.

— Семпер фи, говоришь? — рявкнул он. — Эгри вас всех надул! Ему начхать на тебя, Клода или кого бы то ни было!

— Нев крутой мужик. И даже если сейчас поступил неверно, все равно он свой парень. Он горой за любого из нас.

— Эгри умирает, — сказал Клейн.

Шокнер ошеломленно замолчал.

— Соображаешь? — спросил доктор. — Ему все равно скоро в могилу! Поэтому ему наплевать на все.

— От чего он умирает? — спросил Шокнер.

— А какое это имеет значение?

— Рак?

Глядя в лицо Тони, Клейн уловил, как важно для парня сохранить хоть какое-то чувство уважения и преданности Эгри. Если стальная воля Нева вынудила Клода стать его женой, то она же сделала Шокнера его сыном. Вообще-то Клейну было глубоко плевать на душевное состояние Тони, но он очень хотел домой и поэтому кивнул.

— Ага, рак. Эгри слишком много курил. Но пойми, девиз „SEMPER FI“ справедлив в обоих случаях: Нев в долгу перед тобой. — Клейн кивнул на измученные физиономии, маячившие за спиной Шокнера. — А ты в долгу перед ними.

Шокнер вновь обрел душевное равновесие: он отступил от решетки и что-то скомандовал своим людям.

Клейн поднял руки и, упершись предплечиями поперек прутьев решетки, положил на них голову, прислушиваясь к ударам сердца, болезненными точками отзывавшегося во всех ранах и ссадинах. Вот и все, подумал он. Можно идти, и никто его не остановит, в том числе и эта чертова совесть… Внезапная усталость навалилась на него тяжелой пеленой. Он слышал, как от решетки оттаскивали мокрые матрасы. Ему очень хотелось завалиться на один из них, неважно, мокрый он или сухой, и поспать. Главные ворота находились так далеко, а ноги словно ватные… Немного сна — и он встанет как огурчик…

Решетка начала открываться, и Клейн резко проснулся. Некоторое время ноги не слушались его. Он повернулся, прислонившись к решетке спиной, и засмотрелся на цепочку людей в рваной окровавленной форме цвета хаки, потянувшуюся из блока „D“; Грайрсон, Барроуз, Сандоваль, Уилбур и другие нерешительно оборачивались в его сторону, еще не веря в свое освобождение.