|
По природе своей люди — животные стадные. И пока все живут хорошо, цивилизованно и безопасно, распевать „Мы Есть Сам Мир“ легко. Но как только дела становятся крутыми, нутро подсказывает, что, если ты не хочешь, чтобы тебе отрезали яйца, а то и голову, поторопись присоединиться к своим. Еще Клейн сказал, что разделение вовсе не обязательно происходит по расовому признаку: стоит посмотреть, например, на Ближний Восток, где мусульмане режут мусульман, или на Южную Африку, где черные бьют черных. Да что далеко ходить — а гражданская война в самой Америке? Племена, одним словом. Старые племена и новые племена. Теоретически отдельно взятой личности так выжить проще. На практике же это оборачивается горами трупов.
Клод обвел взглядом своих соседей по столу и лишний раз убедился, что не чувствует себя в безопасности и не ощущает голоса крови. Еще бы: полумужчина, полубелый, получерный; не удивительно, что все шишки на него. Они сидели за шесть столиков от входа в полупустую столовую. После распоряжения Хоббса насчет изоляции вертухаи водили заключенных из блока „В“ на обед посменно: сначала едят зэки с одной стороны прохода, потом с другой. Администрация побаивалась напряжения, нарастающего в людях типа Джонсона. Большинству вертухаев приказ Хоббса тоже пришелся не по вкусу: лишняя головная боль, лишнее озлобление контингента, больше шансов на возникновение неприятностей. Клод считал, что для нормального среднего вертухая лучшая тюрьма — это та, в которой нет ни одного зэка. Ну, или отсиживают несколько богатых наркоманов, которым можно из-под полы продавать наркоту. Зэк с первого яруса по кличке Зеленый подошел к Стоукли и передал ему клочок бумаги. Джонсон начал медленно читать. Клод, не поворачивая головы, искоса взглянул через плечо Стоукли: „Стоук, док свой парень. Сделай для него то, что он просит. Уилсон“. Стоукли заметил уловку Клода и, затолкав записку в нагрудный карман рубашки, посмотрел в глубь столовой: Клейн, опустив руки, уже ждал здесь. Джонсон повернулся к Зеленому: — Чего ему? — Говорит, хочет потолковать с Клодом, — ответил Зеленый. Стоукли, скривив зубы, повернулся к Туссену: — Что за фигня? Клод развел руками. — Не знаю. Ему было не по себе: он хотел поговорить с Клейном, но только не у всех на виду. Правда, во время изоляции это, по-видимому, единственная возможность пообщаться. И вообще, черт возьми, почему он не имеет права говорить с кем хочет? Но так и не высказавшись вслух, он понял, что вообще никаких прав не имеет. — Я слыхал, будто Клейн спас Уилсона, когда он загибался в карцере, — вспомнил Майрс. — Я поверю в это только тогда, когда услышу это от самого Уилсона, — огрызнулся Стоукли, затем, пожав плечами, обратился к Зеленому: — Если у него хватило куража попросить, пусть подойдет. Зеленый подошел к Клейну и что-то ему сказал, Доктор направился к столику, за которым сидел Стоукли со своей компанией. Он вел себя осмотрительно, но не казался напуганным. Клод даже позавидовал ему. Соблюдая формальности, Клейн первым делом обратился к Джонсону: — Джонсон. — Клейн, — ответил Стоукли. — Чем могу? — Я бы хотел поговорить с Клодом, — сказал Клейн. — Если ты не возражаешь. Самолюбие Стоукли был удовлетворено, и он кивнул в сторону соседнего столика в метре от них: — Присаживайся. Пластмассовый стул был привинчен к полу, и Клейн не мог его отодвинуть; поэтому он пристроился на краешке стула, поближе к Клоду. Тот встал и пересел за столик Клейна, напротив него, тут же заметив, что Джонсону это не понравилось. Зато Клод был доволен: кажется, это его первый самостоятельный шаг, предпринятый без позволения Стоукли с того самого времени, как его, Клода, перевели в блок „B“. |
