Через полчаса, когда у Ивана от напряжения начал затекать позвоночник, блюдце бьло почти полным. Кровавая маслянистая жидкость пузырилась и булькала в нем.

Кислота! Анализатор показывал, что это именно кислота животного происхождения, нечто сходное с желудочным соком, только неземное и очень‑очень эффективное. И кого эта тварь здесь жрет? Кто здесь бродит? Кто спит в мшистых постельках?! Нечисть? Иван сотворил с краешку блюдца носик, выгнул его... и разом вылил содержимое прямо себе под спину. Мох зачавкал, захлюпал, затрясся. Дохнуло вонючим, гнилистым смрадом.

За чистоту скафандра Иван не беспокоился – к обшивке ни одна дрянь не пристанет. Но все равно было противно.

Пора!

Иван уперся ногами в решетку. И почувствовал, что мох под спиной поддается. Ну, еще немного! Зачавкало сильнее. Завоняло уже невыносимо. Это мембрана‑перепонка! Точно! Шлюз! Иван не понимал, откуда эта уверенность, откуда?! Но он уже знал, что надо делать. Он оттолкнулся ногами со всей силы... за спиной последний раз чавкнуло, хлюпнуло... и он полетел вниз, в утробу дерева‑людоеда, в зловонное брюхо. Это был не полет даже, и не падение, а прерывистое неравномерное скольжение.

То и дело Иван цеплялся стволом лучемета, локтями, коленными переборками, забралом за противно‑мягкую мокрую и теплую плоть – что‑то рвалось с треском, хлюпало, ухало, булькало... и его несло дальше. Дышать становилось все труднее. И Ивану пришлось замкнуть забрало затылочным щитком, включить подачу дыхательной смеси. Забрало, конечно, не шлем. Но что поделать, шлем остался в болоте. Ничего, ничего... успокаивал себя Иван, отыщется дверка, отыщется! Он теперь понимал, что дерево не могло иметь такой огромной «утробы». Это было что‑то иное. Это был непонятный гигантский подземный организм, и, наверняка, торчащее сверху деревце – всего лишь одно из его многих щупальцев‑отростков. Да, именно так! Он проскользил уже не меньше километра, а конца и краю не видно.

Анализаторы показывали, что вокруг живая плоть. И нет в этой плоти ничего неживого, нет никаких оптиковолоконных жил, нет ни металлов, ни кремнистых образований, ничего нету... кроме теплого насыщенного каким‑то подобием крови, мяса, сосудов и сосудиков всех размеров, кишок, труб, вен, артерий, каких‑то связок и узлов... Все это содрогалось, пульсировало, текло, билось – короче, все это работало, жило.

У Ивана комок подкатывал к горлу, хотелось нажать на спусковой крюк лучемета: жечь! жечь! жечь всю эту гадость, пока насквозь не прожжешь! Вырваться отсюда!, Скорее вырваться! Но рассудок подсказывал: не надо ничего делать! .наоборот, надо отдаться этому скольжению.

Ведь пока что этот колоссальный живой организм ничего особого не предпринимает против вторгнувшегося в него. А попробуй‑ка начни причинять ему вред – и кто знает, может на «чужеродное тело» тут же набросятся защитники этого организма, какие‑нибудь тутошние лимфоциты... что тогда?! И все равно – хотелось разорвать, разодрать живую стену, отгораживающую от мира. А если весь этот мир такой? Если он весь живой? Вся планета?! Ивана поразила внезапная догадка. А почему и нет?!

Ведь дремучий бескрайний заколдованный лес мог быть всего лишь волосяным покровом живой планеты, ее шерстью... Нет, надо жечь!!! Иван еле сдержался. Бред!

Все это бред!

Он уже больше часа болтался в скользких мерзких внутренностях. Д‑сканнер, встроенный в подбородочную пластину, прощупывал пространство метр за метром, пронизывал живую толщу своим незримым щупом – все бестолку. Ни конца, ни краю не виделось! Еще через полчаса Иван сообразил раскидать по пути с десяток психодатчиков‑буев. Если цепь скольжения замкнута, он обязательно вернется к ним, услышит их.

Датчики бесследно канули в безразмерной утробе.