Но теперь он четко помнил, ему надо вернуться на Землю совсем не для того, чтобы рассчитаться с чрезмерно «серьезными» людьми, пославшими его «туда, не знаю куда, принести то, не знаю что!» Нет! У него иное Предназначение. Счеты он может свести, но попутно. А главное – у него есть долг, большой долг перед людьми. Он еще не мог припомнить, что именно он должен, но знал – это не шутки, не игра воспаленного воображения.

И еще он знал, что память обязательно вернется. Обязательно! Он вдруг снова увидел во тьме два серебристо светлых силуэта, корчащихся на поручнях старого звездного корабля, и увидел себя, беззащитного, голого, ничего не понимающего, посреди черноты Вселенной... Видение сразу пропало. Иван повернулся к Шару.

Исполин висел стоэтажной сферической глыбиной. И из нижней выпуклости‑сферы источалось на землю бледное голубое сияние, высвечивая на неровной поверхности, усеянной палой листвой и каменьями, овальный дрожащий круг. Такого света Иван не видывал – казалось, фотоны замедлили свой бег и осыпались на землю неспешными игривыми снежинками. Это была сказочная и вместе с тем тихая, приглушенная феерия.

Иван знал, что ему надо делать. Он быстро пошел к освещенному месту. Но когда оставалось сделать всего пять или шесть шагов, свет померк. Иван до боли закусил губу. И все же он встал точно туда, где только что плыл по земле волшебный феерический овал. Он стоял долго – минуту, а может, и две. Эти минуты длились тягостно, бесконечно, веками они протянулись в нем. И свет снова вспыхнул. Но Иван его не увидел. Его уже не было в овале. Сияние освещало неживую осеннюю землю чужой планеты, и падали, падали фотоны‑снежинки.

Он стоял посреди огромного зала. Никаких переходов, перебросов, передвижек не было – он очутился тут сразу, как только зажглось то‑сияние. Можно было подумать, что его ждали, готовились к его появлению здесь...

Но никто не встречал Ивана. Зал был пуст и тих.

Он побрел по направлению к ближайшей светлосерой стене. И когда подошел к пей почти вплотную, на серой поверхности высветилось отверстие – ровно по нему, в его рост.. Тогда он отошел, отступил на два шага и переместился на двадцать метров вдоль стены. Встал. И снова прямо напротив него высветилось отверстие. Не дверь, не люк, не щель, а именно отверстие в стене. Иван не стал экспериментировать дальше. Он скользнул в отверстие и, прежде чем оно затянулось, обернулся, взглянул в зал – и там было темно, с его уходом из зала свет погас. Все ясно. Иван двинулся вперед по тускло освещенному простенькому коридорчику с серым полом, серыми стенами и серым сферическим потолком. Метров через двести он неожиданно ощутил, что стены расступаются, потолок пропадает в вышине, тает, а пол под ногами и вовсе исчезает. Он уже не шел, а почти плыл по воздуху, и что‑то яркое желтое горело впереди и немного вверху. Еще через сто метров стены и вовсе пропали. Он висел посреди открытого, пространства, в котором не было ни верха, ни низа, ни сторон– все было бело, прозрачно, пусто...

лишь горел вдали желтый ослепительный шар, совсем не похожий на земное солнце, но не менее яркий. И все‑таки это не было только висением. Иван чувствовал, как он продолжает продвигаться вперед, медленно лететь куда‑то. Ощущение парения было сказочным. Иван никогда не был еще в таком прекрасном расположении духа, он ничего не боялся, он точно знал: здесь никто и ничто не причинят ему вреда. И еще он почему‑то знал, что пробудет здесь совсем недолго. Здесь нельзя быть долго, ибо здесь можно раствориться в этом великолепном чудесном воздухе и остаться навсегда. Откуда приходило понимание непонятных вещей? А кто знает! Иван понимал – ответа не жди! Он грелся в лучах теплого и доброго желтого светила, приходил в себя после жуткой схватки с колдуном‑карликом.