Мы не видимся, но в душе осталось что-то… это не объяснишь.
— Ну, а как сложилась судьба второго?
О. Варфоломей улыбнулся:
— В городе у него приход. Прихожане почитают его, как святого. Он и есть святой.
— А он бывает у вас?
— Как не бывать. Заезжает, раз в месяц обязательно, позванивает. Светлой души человек. Вот он не бросил меня, хотя явно не одобряет того, что я ушёл из Православия.
— Вы сумели убедить его в своём выборе?
— Похоже, нет, но умный человек шире своих убеждений — продолжает любить меня. Думаю, рано или поздно он разберётся. А вообще жизнь покажет.
Уходя, Леонида поцеловала о. Варфоломею руку, сказала:
— Не умирайте. Вы — мой духовник. Вы — мой учитель.
Он положил свою лёгкую, усыхающую руку на её склонённую голову.
— Дождусь тебя, дотерплю, не помру, пока не помогу тебе получить мою общину, мой приход. Может быть, ты захочешь продолжить моё дерзкое начинание?! Передам тебе свои надежды и пойду наконец к Богу.
Ей нравилось учиться, хотя большинство преподавателей, казалось, делали всё, чтобы отвратить от своего предмета. О. Афанасий, например, бормотал неразборчиво, и понять, о чём он бормочет, было невозможно. Но именно о нём говорил о. Варфоломей — «младенец, от Бога»! Да и всем своим видом о. Афанасий напоминал о. Варфоломея, хоть и был много моложе его: взглядом, направленным внутрь, и блаженной улыбкой. И ей о. Афанасий помог — её поселили в комнату на двоих с отрешённым от земных проблем Дмитрием! Для всех о. Афанасий — скучный, неинтересный, она же чувствует в нём ту же робость, что живёт в ней, и то же одиночество, изгойство, что воздвигает стену между нею и людьми. О. Афанасий неказист, угловат, слаб, захватан насмешливыми взглядами сильных, красивых мужчин. Не ходит, подпрыгивает бочком, как воробей. Но ей безразлично, каков он внешне и как он читает свои лекции, она ощущает его внутреннего. А материал знает из лекций отца.
Лекции отца — ярче, насыщеннее тех, что читают преподаватели Семинарии, и она использует их вовсю.
К родителям она приезжала раз-два в месяц. Говорила с ними о чём угодно, только не о религии. Чаще всего просила отца рассказывать о лекциях, которые он читает, сколько людей приходит, как они реагируют. Но смотреть в глаза родителям было очень трудно.
Она думала, занятия, молитвы успокоят её, однако конфликт с собой из-за отца усугублялся: нельзя строить жизнь на лжи. И кому она лжёт? Самому любимому человеку в жизни, святому! С детства, не осознавая, она подражала отцу, ради него и хотела стать священником.
Она спешила сократить свои визиты домой.
Сейчас, когда она далеко от отца, в себе она находит его черты: как встряхивает зубную щётку после чистки зубов, как раскладывает на столе бумаги, как работает с текстом — сначала прочитывает весь параграф, чтобы увидеть рассуждения в целом, а потом штудирует по фразе, ищет путь к выводу.
Ей нужно благословение отца. Она не имеет права скрывать от него самое главное в её жизни. Она должна рассказать ему о словах Христа, об о. Варфоломее.
Усугубляется конфликт её с собой и из-за Мелисы. Она чувствует: что-то ушло из их отношений, ей стыдно своей наготы, и сама близость больше не приносит удовлетворения и успокоения.
Почему? — спрашивала себя. — Разве грех — потушить желание и овладеть своим телом? Разве грех — любить другого человека? Ведь они с Мелисой не занимаются развратом! Они хотят доставить радость друг другу и хорошо чувствовать себя. Разве это их вина — в том, что у них нет надежды на жизнь с мужчиной? А может быть, в Мелисе мужских генов гораздо больше, чем женских?!
Себя уговаривала, что ничего плохого они не делают, а неловкость оставалась, она торопила Леониду поскорее уйти, разговоры не получались. |