– Откуда ты знаешь мой язык? Этот мир – он что, мой сон или сон богов? Он кажется мне почти неосязаемым. Почему?

Она услышала его.

– Это ты говоришь о нас? Что же тогда говорить о твоем призрачном «я»? Ты кажешься мне привидением из давно умершего прошлого.

– Из прошлого! Может, сама ты из будущего, которого пока не существует. Не наталкивает ли это нас на некое заключение?

Она не пожелала разбираться в его логике, а неожиданно сказала:

– Незнакомец, тебе никогда не удастся разбить эту дверь. Если ты сможешь прикоснуться к Олифану, то, значит, ты, несмотря на твою внешность, смертный. Этот рог тебе, наверно, нужен для какого-то важного дела.

Элрик улыбнулся.

– Да. Потому что если я не унесу отсюда рог Судьбы, ты никогда не появишься на свет!

Она нахмурилась.

– Одни намеки! Одни намеки! Мне кажется, я вот-вот сделаю какое-то открытие, хотя и не могу понять почему. А это необычно для Вивиан. Держи… – Она вытащила из-под одежды большой ключ и протянула его Элрику. – Это ключ от гробницы Роланда. Других ключей нет. Мне пришлось убить, чтобы завладеть этим ключом, а теперь я нередко захожу под эти мрачные своды, смотрю на его лицо и со скорбью думаю, что могла бы воскресить его и сделать бессмертным на моем родном острове. Возьми рог. Подними его с ложа смерти, и когда он убьет тебя, то придет ко мне и к моему теплу, примет мое предложение вечной жизни, предпочтет ее холоду этой гробницы. Иди – прими смерть от Роланда!

Он взял ключ.

– Спасибо, госпожа Вивиан. Если бы того, кого на самом деле еще нет, можно было убедить, то я бы сказал тебе, что для тебя будет гораздо лучше, если победу одержу я, а не Роланд.

Он вставил ключ в скважину и без труда повернул его. Двери распахнулись, и он увидел перед собой длинный коридор, терявшийся вдалеке. Элрик, не раздумывая, пошел внутрь по направлению к свету, мерцавшему в холодном и тусклом мраке. Он шел, и ему казалось, что он скользит по сновидению куда менее реальному, чем то, что посетило его предыдущей ночью. Он вошел в погребальную камеру, освещенную высокими свечами, окружающими гроб. В гробу лежал человек, облаченный в доспехи с примитивным, незнакомым Элрику рисунком. На груди у воина лежал огромный меч, размерами почти не уступавший Буревестнику, а на рукояти меча, закрепленный на шее серебряной цепью, лежал рог Судьбы, Олифан.

Лицо воина в свете свеч казалось странным, в нем сочетались черты юности и старости, лоб был гладким, морщины отсутствовали.

Элрик взял Буревестник в левую руку и потянулся к рогу. Он сделал это без всякой оглядки – просто сорвал рог с шеи Роланда.

Из груди героя вырвался страшный крик, и он немедленно сел в своем гробу, схватив двумя руками меч и опустив ноги на пол. Он увидел Элрика с рогом в руке, и его глаза расширились. Он немедленно сделал прыжок в сторону альбиноса, замахнувшись мечом. Удар пришелся бы по голове Элрика, если бы тот, засунув рог под куртку, не отразил меч противника щитом. Одновременно, подавшись назад, он перехватил Буревестник в правую руку. Роланд принялся кричать что-то на языке, совершенно непонятном Элрику, который, впрочем, и не пытался понять слова, поскольку по разгневанному тону и так было ясно, что воин не предлагает ему мирных переговоров. Он продолжал защищаться, ни разу не нанеся удара Роланду. Элрик дюйм за дюймом отступал по длинному коридору к выходу из кургана. С каждым ударом Дюрандаля по щиту Хаоса и щит и меч издавали громкие мелодичные звуки. Герой продолжал неумолимо наступать на Элрика, его меч наносил удары страшной силы по щиту, а иногда встречал на своем пути клинок Элрика. Когда они оказались на открытом месте, дневной свет на какое-то мгновение словно ослепил Роланда.