— Давай лучше…

— Нет. Сильф даже не посмотрел на старика. Он не позволял никому приближаться к другу, словно сторожевой пес. Ярость клокотала в нем, будто вулкан, будто шторм, и он старался меньше говорить, так как понимал, что ничего путного он сейчас не скажет.

Вскоре все покинули лазарет, но Аргон остался. Он устроился на деревянном столе, где ему совсем недавно зашивала раны нимфа, и уснул там, подложив под голову килт. В его голове крутилось множество мыслей, и ни одну из них нельзя было разобрать. Что он ощущал, что он чувствовал, выжидая, когда его друг вновь очнется? Сильф не знал… не знал, почему вспоминает Нубу, почему вспоминает, как она умирала у него на руках, как она давилась собственными словами. Он вспоминал, как в пальцах сжимал пепел отца, да, тот самый, холодный пепел, летающий над обрывом, словно пыль. А еще он вспоминал о ней, о своей матери. Как упрямо Аргон игнорировал мысли о Бригиде из Дамнума долгие годы. И вот, стараниям пришел конец. Спустя пять лет он вновь думал о женщине, из-за которой все в его жизни стало абсолютно другим. Пока люди не видят смерть, они в нее не верят. Его мать заболела так неожиданно, что они с отцом даже не успели понять, они не успели опомниться, а она уже потухла. Аргон не мог смириться с ее смертью. Как она могла умереть, если он до сих пор слышал ее голос, чувствовал ее запах? Его мать всегда была самой прекрасной и понимающей женщиной. Он мог разговаривать с ней, а ведь не все испытывали это особенное чувство, когда мать понимает, а не судит. Возможно, отец тоже разглядел в ней эту черту. Но матери не стало, и мир опустел. Аргон только и делал, что пытался заполнить дыру, возникшую в груди. Он совершал безумные поступки, и им восхищались. Он рисковал жизнью, а его называли смелым. Аргон перестал видеть вещи такими, какими они были, он сам наделял их чертами, и в этом была вся прелесть. Когда ты живешь в мире без смерти, жить проще. Рисковать проще. Делать выбор проще.

Но вот умерла Нуба. По его вине. Потому что он решил, что отправиться в Черные Топи совершенно безопасно, и не постеснялся позвать с собой лучших друзей. Погиб его Черный Ястреб, которого он нашел еще птенцом в ущелье. Которого он воспитывал всю свою сознательную жизнь! А затем погиб отец. Мир вновь подкосился, стал странным и чужим, он вновь навязывал Аргону свои правила, напоминал о том, что люди смертны и все близкие когда-нибудь уйдут. Но предводителю пришлось встать на ноги. Отец ушел, но оставил ему свой клан и свое наследие. Разве у Аргона были варианты?

Сейчас в лазарете лежал Ксеон. Человек, которого сильф знал всю жизнь. Он был ему братом, другом, советником, судьей. А еще он был его совестью.

Что случится, если человек потеряет совесть?

Аргон проснулся в полном смятении. Он приподнялся на локтях, взглянул на Ксеона и понял, что тот еще спит. А поспал ли он? Или же находился в бреду? Он умылся, присел на край стола и сжал пальцами переносицу. Алман даже не представлял, как много злости и ненависти скопилось в одном человеческом теле! Лишь Аргон. Лишь его ярость. Но и ее бы хватило, чтобы заполонить весь Калахар.

Послышался сухой кашель. Предводитель выпрямился и посмотрел на друга. Тот как всегда недовольно нахмурился и проворчал:

— Какой болван перевязывал мне шею.

Аргон вихрем подлетел к Ксеону и ответил:

— Я, конечно.

— Ты придушить меня захотел? Ксеон взглянул на друга. Глаза у него были разные. В одном из них полопались сосуды, и он казался полностью красным. Повязки давят.

Юноша попытался стянуть их, но Аргон недовольно свел брови и отрезал:

— Подожди ты. Он ослабил ткань на шее.