Изменить размер шрифта - +

– Ты заставил ее сдаться тебе.

– Да, но… Тормунд, клянусь тебе, я к ней не прикасался.

– Ты уверен, что тебе ничего не отрезали? – Тормунд повел плечами, как бы не в силах понять подобного сумасбродства. – Ну что ж, теперь ты вольный человек, но если девушка тебе не нужна, то найди себе медведицу. Если мужчина не пользуется своим естеством, оно усыхает – захочешь однажды посикать, а его и нету.

Джон опять‑таки не нашел, что ответить. Неудивительно, что в Семи Королевствах вольный народ почти не считают людьми. Они не знают, что такое закон, честь и даже простое приличие. Они постоянно воруют друг у друга, совокупляются, как животные, предпочитая грех честному браку, и населяют мир незаконнорожденными детьми. Но Джон успел уже привязаться к Тормунду, этому мешку вранья и бахвальства, и к Длинному Копью тоже. А Игритт… нет, об Игритт лучше не думать.

Среди одичалых, кроме Тормунда и Длинного Копья, встречаются и другие – вроде Гремучей Рубашки и Плакальщика, которым перерезать человеку глотку все равно что плюнуть. У них есть Харма Собачья Голова – приземистая бочка со щеками, как глыбы белого мяса, ненавидящая собак и убивающая по одной каждые две недели, чтобы нацепить на свое копье свежую голову. Есть безухий магнар Стир, которого собственное племя, тенны, считает скорее богом, чем лордом. Есть маленький, как мышка, Варамир Шестишкурый, ездящий верхом на свирепом белом медведе, в котором будет тринадцать футов росту, если он встанет на задние лапы; и эту пару повсюду сопровождают трое волков и сумеречный кот. Джон встречался с ним только раз и весь покрылся мурашками – и Призрак тоже ощетинился при виде медведя и длинного черного с белым кота.

Есть тут и такие, которые будут почище Варамира, жители крайних северных границ Зачарованного леса; выходцы из укромных долин Клыков Мороза; племена со Стылого Берега, которые ездят в санках из моржовой кости, запрягая в них стаи свирепых собак; страшные людоедские кланы, живущие на речном льду, и пещерные люди, раскрашивающие лица в голубой, пурпурный и зеленый цвет. Джон собственными глазами видел, как Рогоногие шагают в колонне босиком, на подошвах, крепких, как вареная кожа. Снарки и грампкины ему пока не попадались, но Тормунд, судя по всему, ест их на ужин.

Половина войска одичалых за всю свою жизнь ни разу даже издали не видела Стену и не слыхала ни слова на общем языке. Но Мансу это не мешает. Он говорит на древнем наречии, а иногда даже поет на нем, перебирая струны лютни и наполняя ночь странной дикой музыкой.

Манс много лет собирал свое огромное разношерстное войско. Он толковал с матерями кланов и магнарами. Завоевывал одну деревню сладкими словами, другую песней, третью мечом. Мирил Харму с Костяным Лордом, Рогоногих с Полуночниками, моржовых людей со Стылого Берега с людоедскими кланами великих ледяных рек. Сир, словно кузнец, машущий молотом, превращал сто кинжалов в одно большое копье, нацеленное в сердце Семи Королевств. У него нет ни короны, ни скипетра, ни одежд из шелка и бархата, но ясно, что Манс – король не только по имени.

Джон примкнул к одичалым по приказу Куорена Полурукого. «Дели с ними дорогу, еду, сражайся с ними рядом, – сказал ему разведчик в ночь перед своей смертью. – И примечай». Джон примечал, но пока что это не принесло ему особой пользы. Полурукий предполагал, что одичалые искали на голых высотах Клыков Мороза некое оружие или волшебство, которое позволило бы им проломить Стену… но если они и нашли нечто подобное, открыто этим Джону никто не хвастался, а Манс не делился с ним своими планами. С той первой ночи Джон и видел‑то его только издали.

И убью его, если придется, говорил себе Джон, и эта мысль не доставляла ему радости. Убийство не принесет ему чести и будет стоить собственной жизни.

Быстрый переход