|
Она на полфута ниже его, хотя уверяет, что на три года старше, но, сколько бы там ей ни было лет, палец ей в рот не клади. Каменный Змей сразу нарек ее копьеносицей, когда они взяли ее в плен на Воющем перевале. Ее излюбленное оружие – короткий лук из рога и чардрева, но тем не менее она в самом деле копьеносица, воительница. Она немного напоминает Джону его сестренку Арью, хотя Арья гораздо младше ее и, пожалуй, худее. Об Игритт не поймешь, худая она или толстая, столько всего на ней намотано.
– Ты знаешь песню «Последний из великанов»? – спросила Игритт. – Тут нужен голос пониже, чем у меня. – И она запела: – «О‑о‑о, я последний из великанов, народ мой исчез навсегда». – «Когда‑то мы правили миром, но те миновали года», – загремел, вторя ей, Тормунд. – «На смену великим и сильным ничтожный пришел человек», – присоединился к ним Рик Длинное Копье. – «Он занял леса и долины и выловил рыбу из рек», – гудели великанскими голосами Игритт и Тормунд. Песню подхватили сыновья Тормунда Торегг и Дормунд, дочь Мунда и все остальные. Копья застучали о кожаные щиты, отбивая такт, и хор грянул:
В горах моих горны пылают И молот тяжелый стучит, А я все брожу, одинокий, Тоскую и плачу навзрыд. Затравленный, всеми гонимый, Я слышу собак за спиной – Ведь мелкий не станет великим, Чтоб честно сразиться со мной, О‑о‑о, я последний из великанов, Услышьте же песню мою. Умрет она вместе со мною В украденном вами краю.
Игритт допела песню со слезами на щеках. – О чем ты плачешь? – спросил Джон. – Ведь это только песня. Великанов сотни – я сам видел. – Сотни, сотни, – огрызнулась она. – Ничего ты не понимаешь, Джон Сноу. Ты… ДЖОН! Шум крыльев внезапно послышался над самой его головой. Джон обернулся и увидел перед собой голубовато‑серые перья. Острые когти вонзились в лицо, и мир наполнился красной болью. Клюв навис над Джоном, не оставляя времени выхватить оружие. Отшатнувшись назад, Джон упустил стремя, конь в панике метнулся вбок, и он почувствовал, что падает. Орел продолжал терзать его когтями, крича и хлопая крыльями. Мир перевернулся вверх ногами в хаосе перьев, лошадиной шерсти и крови, и земля рванулась навстречу. Опомнившись, он сообразил, что лежит ничком со ртом, полным грязи и крови, а Игритт стоит на коленях с костяным кинжалом в руке, прикрывая его собой. Крылья еще шумели, но орел уже скрылся из виду. Мир стал наполовину черным. – Глаз, – в испуге сказал Джон, потянувшись рукой к лицу. – Это только кровь, Джон Сноу. Глаз цел, он только кожу с тебя содрал. Лицо горело. Джон, протирая от крови левый глаз, видел правым орущего Тормунда. Потом застучали копыта, закричали чьи‑то голоса и заклацали старые сухие кости. – Эй ты, Костяной Мешок, – рявкнул Тормунд, – отзови свою паскудную птицу! – Паскудная птица – это твоя ворона! – крикнул в ответ Гремучая Рубашка. – Валяется весь изодранный, точно паршивый пес! – Орел уселся на пробитый череп великана, служивший Костяному Лорду шлемом. – Я приехал за ним. – Ну так бери его, – сказал Тормунд, – только сначала достань меч, потому что я достану свой. На этот раз я сам выварю в котле твои кости, а череп возьму вместо ночного горшка. Хар‑р! – Когда я проткну тебе брюхо и выпущу воздух, ты станешь меньше этой вот девчонки. Отойди, не то я скажу Мансу. |
