Они с центурионом Пристом возвращались из церкви, где Клавдия поставила свечку Богородице, в надежде на ее заступничество. Как говорится, сама не плошай, а на Бога надейся! Хотелось Клавдии, чтобы и Птолемей с ней остался, и чтоб Митрофан Николаевич ее вновь к секретарской работе допустил

Совмещение таких противоположных желаний знакомо, пожалуй, всякому. Народ наш даже по тому случаю очень удачную поговорку сложил. Кстати, на латыни она совершенно не звучит, поэтому все в Бузулуцке предпочитают пользоваться русским вариантом. Наиболее удачное литературное воплощение этой поговорки можно найти в эпиграмме современного бузулуцкого литератора Марциала Старикова, вступившего совсем недавно в Союз писателей России:

В друзьях своих души не чая,

тайком вынашивает месть.

И наслажденье получая,

он все же рыбку хочет съесть!

Разумеется, что писалось это не о Клавдии, а совсем по другому поводу. Женщине таких строк не посвящают. Это ведь совершенно естественно для них – желать всего сразу, причем высшего качества и в необходимых количествах. Клавочка была всего лишь женщина, поэтому, однажды получив желаемое, она старалась изо всех сил удержать его.

Слова Птолемея Приста Клавдия восприняла с негодованием:

– Какой еще преступник? Христос с вами, Птолемей Квинтович!

Центурион терпеливо объяснил:

– Кого на кресте распинают, Клавдия? Преступников на кресте распинают. Раз на крест отправили, значит, сильно провинился человек перед людьми. А этому еще до распятия кличку дали – Крест. Значит, людей на дороге грабил, из лупанариев не вылезал. Зачем такому поклоняться? Разве хороших богов мало? Минерве, вон, молись или Весте…

– Ах, вот вы об чем, Птолемей Квинтович, – успокоилась Клавочка, поняв, что милый друг просто религиозно неграмотен. – Ну, будет время, мы с вами потолкуем… – И вдруг встревожилась: – Придешь сегодня? Или опять в своей казарме порядок наводить будешь?

Птолемей Прист вздохнул.

– Уезжаем мы завтра, – сообщил он печально. – На состязания.

Клавочка даже остановилась.

– Как это – уезжаете? Куда?

– Соревнования будут, – сказал центурион. – Стрельба из лука, гимнастика, метание копья, бег на разные дистанции. Федор игре особой нас обещался научить. Футбол называется.

– Это все Митрофан Николаевич придумал! – со слезами догадалась женщина. – Чтобы ты ко мне не ходил. Ревнует старый пень! Сколько раз он ко мне со всякими соблазнительными предложениями подкатывался! Пудры французские дарил! Вот козел лысый!

Клавдия и еще грубее выражалась, нанося непоправимый урон авторитету партийного руководителя, но центурион успокоил женщину, положив тяжелую руку на ее хрупкое плечо.

– Нет такого, кто воспрепятствовал бы нашей встрече, – сказал он. – Не родился еще такой, а если и родился, то долго не проживет!

– Да вас же в «Орленок» повезут, – всхлипывая, догадалась Клавдия. – Или в который имени Дзержинского… Это ж пятнадцать километров от Бузулуцка!

Центурион, уже знакомый с бузулуцкими мерами длины и веса, мысленно перевел километры в стадии. Выходило немалое расстояние, но терпимое.

– Не плачь, – снова сказал он. – Я к тебе ночью буду прибегать!

Последние слова Клавдия оценила по достоинству. В самом деле, много ли найдется мужчин, которые, целый день прометав копья и просостязавшись с другими мужчинами в беге и умении махать кулаками, будут способны, а главное – будут иметь желание отправиться в пятнадцатикилометровый путь, чтобы встретиться с женщиной, которая жаждет отнюдь не разговоров и бесед при ясной луне, а под утро отправиться в обратный дорогу, чтобы с первыми криками петухов уже оказаться в кругу друзей и товарищей?

Тут мне, конечно, могут возразить, что подобный героизм свойственен не только доблестным римлянам, но и русскому мужчине.