— Дрянь! Смеешь меня учить? — Посыпались новые оплеухи. — Разве мать не предупреждала тебя о необходимости уважать мужа? Или вспомнишь, где твое место, или, видит Бог, убью собственными руками! Учти, ты будешь не первой непокорной женщиной, с которой я расправился! — Он бросил Бьянку к себе на колени и принялся хлестать по голым ягодицам до тех пор, пока нежная кожа не покрылась рубцами, а несчастная жертва не зашлась в истерических рыданиях.

— Себастиано! Себастиано, больно! Умоляю, перестаньте! — хрипела Бьянка, пытаясь освободиться от железной хватки.

— Сука! — прошипел он. — Я сам решу, когда пора остановиться. — И в это мгновенье внезапно ощутил, что пенис налился кровью и превратился в стальной клинок. Торопливо сбросил жену с колен, перевернул на спину и накрыл собой.

Когда он с силой вонзился и начал ритмично двигаться, Бьянка застонала. Когда прорвал тонкую преграду, вскрикнула: боль обожгла, но, к счастью, скоро отступила. Юная супруга лежала с залитым слезами лицом, с закрытыми глазами. Она оказалась такой плотной там, внутри, что едва не задушила: теснее, туже всех женщин, которых ему довелось попробовать за свою бурную жизнь. Неповторимое ощущение вселило бесконечную доблесть. Теперь он мог продолжать всю ночь, до самого утра!

— Посмотри на меня, — хрипло скомандовал Ровере. — Хочу, чтобы ты видела, как я тобой пользуюсь. Ты восхитительна, дорогая!

Бьянка лежала под ним молча, с плотно закрытыми глазами.

— Если не будешь слушаться, — пригрозил он елейным голосом, — накажу так, что тебе не понравится. Ну же, открой глазки, милая, и в награду получишь свадебный подарок.

Бьянка боялась новых побоев, а потому покорно открыла глаза и посмотрела на мужа, стараясь скрыть неприязнь и отвращение. Нет, она никогда не сможет почувствовать симпатию к этому жестокому человеку: в сердце прочно укоренилась ненависть. Совсем недавно он толкал ее и своего собственного сына на смертный грех. Как признаться в этом священнику? Где найти нужные слова? Никогда, никогда она не простит ни Ровере, ни саму себя — за то, что уступила ему. Лучше было бы умереть.

— У тебя самые прекрасные глаза на свете, дорогая, — ласково ворковал Себастиано. — Никогда в жизни не видел такого необычного, восхитительного цвета. — Разговаривая, он продолжал безжалостно ее насиловать. — В вашей семье определенно есть капля северной крови. Как, по-твоему, одна из твоих прародительниц совершила прелюбодеяние или вышла замуж за скандинава? Тебе ничего не известно на этот счет? Может быть, в семейных хрониках что-то упоминается? — Мысль возбудила еще больше, и извержение произошло внезапно. Испытав долгожданное облегчение, Ровере со стоном отвалился.

— Теперь немного поспи, — распорядился он. — А как только мои силы восстановятся, снова займемся любовью.

Займемся любовью? Неужели то, что только что произошло, имеет хотя бы отдаленное отношение к любви? Бьянка отодвинулась на край постели, свернулась калачиком и постаралась уснуть, чтобы забыть об унижении, стыде и разочаровании. Еще дважды за ночь муж будил ее, чтобы удовлетворить животное вожделение, а после третьего совокупления велел оставить его в покое и вернуться к себе. Это распоряжение Бьянка исполнила с радостью: набросила шелковый пеньюар, бесшумно выскользнула из спальни и побежала в свою комнату, где ее терпеливо ждала преданная Агата.

Взглянув в лицо молодой госпожи, горничная без слов отвела ее в ванную, искупала и предложила бокал вина, в который добавила сонного зелья. Долгий отдых восстановит и силы, и дух, который оказался сломленным — вне всякого сомнения, лишь временно. Юная синьора носит фамилию Пьетро д’Анджело, а это означает, что она ни за что не сдастся на милость обстоятельств.