— Во всяком случае, мне это не нужно. Пусть датчане себе забирают.

Полицейские чины прислушались к пожеланию хозяйки. В перчатках, но все равно, касаясь не руками, а большим пинцетом, они спихнули банку с подоконника в специальный целлофановый мешочек. Во время этой процедуры оба выглядели такими довольными, словно всю жизнь мечтали об этих бычках и собирались ими полакомиться.

Аспирант Гравсен еще раз убедился, что это единственное, что осталось от гостей, одного живого, а другого мертвого. Констатировал, что подозрения насчет пани Варбель подтвердились, и она скорее всего скрылась, бросив дорогого покойника на произволение судьбы и польского посольства. При этом он выразил чрезвычайное удивление, как могло случиться, что никто из нас не заметил ее приготовлений к отъезду. Ведь она должна была выносить свой багаж. Неужели этого никто не видел?

— Я видела, — пришлось мне признаться по окончании перевода.

Моих слов переводить аспиранту не потребовалось, он и так догадался и попросил кое-что уточнить.

Теперь синхрон обеспечивала Алиция.

— Это было тогда, когда Юлия занималась в саду своей акробатикой… Сдурела, что ли, мы же решили не доносить!

— Договорились не доносить и о висюльке на браслете. Как Юлия им над столом помахивала!

— Даю гарантию, что о висюльке Мариан им сообщил, — вмешалась Магда. — Так что уже нет смысла играть в благородство.

— Скажи, что это была лечебная гимнастика, — подсказала я подруге.

— Лечебной гимнастикой, — послушно повторила Алиция, очень всем этим недовольная. — Ты давай думай, что говоришь… Она была уверена, что дома никого нет, так как меня не видела. А я, наоборот, видела, как она вынесла чемодан и большую спортивную сумку. Они с этими вещами приехали… Откуда ты знаешь?

— Я же как раз застала их приезд. Стояла и смотрела!

— А… Ну, ладно… Она оглядывалась и проверяла, не возвращается ли кто в машине. А вообще она могла вещи выносить понемногу каждый день, а последние забрала в большом рекламном пакете, якобы с одеждой покойного. Конец показаний… Этого переводить не надо, чего ему голову морочить автотентом!

— А если еще потребует?

— Что видела, то видела, больше все равно не рожу.

Аспирант Гравсен больше ничего и не требовал. Пока Алиция переводила, он сосредоточенно кивал, после чего поинтересовался, не возникнут ли у нас претензии в отношении бычков, если они пострадают в процессе лабораторных исследований? Мы проявили совершенную черствость к их страданиям и единодушно согласились даже на полное уничтожение банки, заявив, что будем только счастливы, если уже никогда ничего подобного в жизни не увидим.

Сыщики поблагодарили нас за сотрудничество, забрали свой единственный трофей и удалились, немного оглушенные эмоциональным прощанием, которое мы им закатили. Алиция даже пригласила их заглянуть как-нибудь на огонек.

Некоторое время на дорожке, ведущей к калитке, царило молчание. Затем Магда издала восторженный писк и прошлась таким колесом, что куда там циркачке Юлии.

— Сампан! — напомнил нам ожидавший в дверях Олаф. — Водка, садко, есть, плюх, сампан! Лук?

Последний призыв заставил нас всех ринуться в дом.

Вопреки утверждениям, что избыток эмоций вредит пищеварению, обед прошел на ура. Десерт из печенки сдал экзамен на отлично, и было ее как раз столько, сколько надо по той простой причине, что сковородка не безразмерная. Итак, печенка не смогла перехватить инициативу у курьих ножек, а тем более у шампанского, которое на польском столе всегда вне конкуренции.

Под влиянием всеобщего душевного подъема и энтузиазма Алиция позволила себе расслабиться и без малейшего сопротивления разрешила нам вынуть из холодильника и морозилок все, что под руку попало, ради размещения там шампанского.