Ты царь - ты судишь… Если бы тебе нельзя было верить - ты ни за что не поверил бы мне.
Я рассмеялся:
- По-моему, старина Ойнопс уже свел свои счеты. А меня угостишь когда-нибудь - и будем квиты.
- Идет, я тебя приглашу к себе на свадьбу!
Мы обменялись кинжалами в залог дружбы. На моем была золотая чеканка - царь на колеснице охотится на львов… Его был лапифской работы и очень хороший, - глядя на лапифов, не подумаешь, - рукоять усыпана золотыми зернами, а по клинку бегут серебряные кони.
Когда мы обнялись, скрепляя зарок дружбы, я вспомнил про мальчика, пришедшего со мной смотреть на поединок. Он не казался разочарованным. И даже лапифы, - когда до их тупых голов дошло что к чему, - они тоже разразились радостными кликами и зазвенели щитами.
Я чувствовал - как это бывает иногда, - что встретил демона своей судьбы. Я не знал, что принесет он - добро или зло, - но сам по себе он был хорош. Так лев хорош своей красотой и доблестью, хоть он и пожирает твое стадо; он рычит на копья над оградой, и факелы высекают искры из его золотых глаз, - и ты любишь его, хочешь того или нет.
6
Мы принесли жертвы и славно попировали вместе; для меня было само собой, что он останется погостить в Афинах.
- С радостью, - сказал он, - но только после охоты в Калидоне. Похоже, что я пришел на юг раньше новостей, а у них там объявился один из тех гигантских вепрей, что насылает Бендида.
Это Владычицу Луны так зовут у них в горах; в нем было не меньше лапифского, чем эллинского.
- Как? - Я удивился. - Я же убил ту свинью в Мегаре; я думал, больше таких нет.
- Если вслушаться в легенды кентавров, то раньше они встречались в изобилии…
Его греческий был местами неуклюже-ходульным: слышна была работа его наставника, ведь у них даже при дворе говорили на нем редко. В остальном его язык был прибрежным пиратским жаргоном, и если у него он звучал лучше, чем у его людей, то только потому, что он сам был умнее их.
- … они говорят, их предки уничтожали их отравленными стрелами. Они, понимаешь, не охотятся благородно, они слишком дики…
Я подумал о его банде лапифов и подивился, что это за люди такие, которые даже этим кажутся дикими.
- Они едят мясо сырым, - сказал он, - и если спускаются со своих гор, то только для какой-нибудь пакости. Если бы свиньи перебили их предков, я бы не огорчился. Или если б их отцы устряпали свиней - тоже было б нехудо… Кентавры и сами-то достаточное проклятие, но вот и свиньи тоже появляются иногда.
Я, было, обиделся на него за отказ быть моим гостем, но у него всегда находилось что сказать, так что рассердиться на него было невозможно.
- В Калидоне, - сказал он, - они пожертвовали нескольких девственниц Артемиде. - На этот раз он вспомнил ее эллинское имя. - Трех они сожгли, а трех отправили на корабле на север, в то ее святилище, где девушки приносят в жертву мужчин. Но она послала им знамение, что ей надо вепря. Чем они ей не угодили - не знаю; но она такая богиня, что с ней надо считаться, ее даже кентавры остерегаются… Потому царь объявил охоту и дом открытый для воинов. Этого - прости меня, Тезей, - я пропустить не могу. Дружба дорога, но честь - дороже…
Я почти видел наставника, вдалбливающего в него древние баллады. И тут он добавил:
- Слушай, - говорит, - нам вовсе незачем разбивать компанию, мы поедем вместе!
Я открыл было рот сказать: «У меня много дел…» Но ведь я уже годы пахал как вол - без отдыха, - хорошо было бы прогуляться на запад с Пирифом и его лапифами!… Это меня искушало, словно нежный взгляд чужой жены.
Он засмеялся:
- Ты сможешь размять ноги на корабле, я ведь оставлял место для твоего стада.
Я был еще молод. Недалеко за спиной был Истмийский поход, когда на заре не знал, что принесет день; был Крит и все его прелести… Мне было знамение от Посейдона: я родился, чтобы быть царем. |