Поэтому, изобразив на лице похабно-наглую гримасу, он произнес:
— У вас привлекательная обертка, но я уверен, что вместо сладкой шоколадки внутри жесткая карамель, — и желая поставить точку, высокомерно добавил:
— Да и потом, океанский лайнер никогда не войдет в воды сточного озера.
Развернувшись, Писарь пошел прочь. Ему не нужно было оглядываться, чтобы проверить, какое впечатление произвели на девушку его слова.
Вслед ему донеслось:
— Высокомерный болван, кретин…
Дойдя до Калининского проспекта, Сергей, порывшись в карманах, извлек двухкопеечную монету и опустил ее в телефон-автомат.
В телефонной трубке раздался хрипловатый старческий голос:
— Слушаю.
— Привет, Григорьич, это я, Писарь.
— Здорово, узнал тебя, — на том конце провода прокашлялись, — извини, прихворнул маленько.
— Весна на улице, — засмеялся Сергей, — пора выздоравливать.
— И не говори. Что, есть какие-то новости? — спросил Григорьич. — Или так позвонил?
— Хочу в гости подскочить. Может, привезти тебе чего?
— Папирос купи по дороге, — старик по привычке называл папиросами любые табачные изделия, будь то сигареты, трубка или сигары.
— Ладно, через полчаса буду, — сказал Сергей, вешая трубку.
Григорьич, или, если быть точным, Василий Григорьевич Корин, был очень авторитетный вор старой закалки. «В законе» он не был только потому, что имел семью и не хотел лишать себя мирских радостей. За свою первую отсидку еще в молодости он получил кличку Вася Доктор.
Корин тогда залез в квартиру к одному известному московскому врачу-кардиологу, у которого водились немалые деньги. Когда докторские ценности и деньги перекочевали в карманы грабителя и он собрался уходить, на пороге квартиры некстати возникла возвращавшаяся из магазина мать врача.
Увидев Васю, она громко вскрикнула и потеряла сознание. Падая, старуха разбила себе голову.
Молодой вор хотел было сбежать вниз по ступенькам, но, увидев, что распластавшаяся на лестничной клетке пожилая женщина разбила себе голову, задержался. Достав из кармана не первой свежести носовой платок, он приложил его к кровоточащей ране.
В это время как назло с дежурства вернулся участковый, живший на одном этаже с хозяином, и это предопределило судьбу Корина.
Моментально оценив ситуацию, милиционер задержал незадачливого вора.
В зоне зеки от души смеялись над сердобольным Василием. С тех пор и пошло: «Вася Доктор».
Правда, один из авторитетов, выслушав тогда рассказ Корина, резюмировал:
— То, что ты попался, — это, конечно, плохо, но что не бросил старушку помирать, — это хорошо.
Человек, который ценит не только свою жизнь, никогда не станет негодяем. Из тебя будет толк.
«Авторитет» не ошибся. Именно Вася Доктор в свое время здорово помог Никитину — и в переполненной камере Бутырки, когда тот терял сознание, и на пересылке…
После первой отсидки Вася Доктор стал совершенно другим человеком.
Первое, на что он обращал внимание в людях. была порядочность. Если какую-нибудь спорную ситуацию брался рассудить Корин, то обе стороны были уверены в справедливости его решения. И к нынешним шестидесяти годам его авторитет держался не на громких кражах и долгих отсидках, а лишь на славе справедливого человека. Единственным исключением, с кем Доктор мог быть лживым, подлым и беспредельно необязательным, были служители Фемиды. Ментов он ненавидел лютой ненавистью и даже обучал своего огромного дога на манекене, одетом в милицейскую форму.
Сергей вошел в просторный холл трехкомнатной квартиры Корина, расположенной в одном из спальных районов Москвы. |