Изменить размер шрифта - +
.. На память навья никогда не жаловалась, будучи способной воспроизвести текст наизусть после одного прослушивания или прочтения, поэтому записывала она всё услышанное уже после возвращения домой. Ратибора оказалась обладательницей такой же цепкой памяти, даже более точной: порой она поправляла Гледлид, если у той случались ошибки или пробелы. Мало-помалу они начали сближаться. Однажды, неся домой уснувшую Ратибору на руках, Гледлид поняла, что дети уже не казались ей воплощением всех земных ужасов.

Как-то сами собой у неё начали складываться собственные истории в сказочном духе; сперва она записывала их просто так, для себя, а потом попробовала рассказывать девочкам. Вскоре они уже не засыпали без очередной вечерней сказки от тёти Гледлид.

– Ты настоящая сказочница, – сказала Берёзка однажды, когда урок закончился и Рада с Ратиборой убежали играть, а навья задержалась у стола, собирая книги и исписанные грамматическими упражнениями листы. – Хорошо у тебя выходит.

– Ежели сказать по правде, я всегда жутко боялась детей, – усмехнулась Гледлид. – Они мне казались просто крикливыми, проказливыми и шумными созданиями, от которых один сплошной беспорядок и усталость...

– А оказалось, что всё не так уж и страшно, да? – улыбнулась Берёзка.

Их руки встретились на книге. Гледлид накрыла искусные, волшебные пальцы Берёзки ладонями и сжала их со сладкой тоской в сердце. Её посетило странное видение: большой каменный дом с садом, играющие под деревьями дети и волшебница, сидящая в золоте закатных лучей на ступеньках крыльца – её, Гледлид, жена. Хотя почему странное? Навья лишь немного сомневалась в осуществимости этой мечты... Если дом можно построить, а сад вырастить, то возможно ли им с Берёзкой по белогорским законам стать супругами? В этих землях чтили Лаладу, а Гледлид родилась в мире, сотворённом Марушей. Как быть с этим? В её памяти жил образ той девушки-жрицы, которая в дождливую осеннюю ночь сказала ей: «Ступай и ни о чём не тревожься». Ясновидящие озёра её очей вселяли в навью некоторую надежду.

Весной она обратилась к Огнеславе за разрешением на строительство собственного дома в её владениях. Всех накоплений навьи хватало на оплату половины сметы, вторую половину княжна пообещала ссудить ей, а потом вычитать понемногу из её жалованья. К лету доставили камень, и строительство началось. Над домом работали две мастерицы – навья-зодчий по имени Леглит и кошка-каменщица Драгуля. Изнутри его решено было сделать белогорским, а за светящуюся по ночам внешнюю отделку отвечала Леглит. Таким образом, дом сочетал в себе два мира – Навь и Явь, а богини-сёстры соседствовали в нём, уживаясь вполне мирно. Располагался он возле речки, что огибала сад Светолики – на противоположном берегу. Будущий сад обнесли каменной изгородью весьма условной высоты – по грудь: такой бытовал обычай в Белых горах, да и на более высокую ограду у Гледлид не хватило бы камня.

Дом был готов к первому снегу, и зиму навья провела уже в собственном жилище. Когда по земле зашагала дева-весна, наполняя почки на деревьях клейким соком, пришла пора заняться садом. Навья возилась с ним сама, применяя полученные от Берёзки умения, а Огнеслава распорядилась предоставить ей для этого столько саженцев, сколько потребуется. «Получится ли?» – тревожилась Гледлид всякий раз, сажая новое деревце, но чудо в груди раскрывало сияющие крылья и творило волшбу спокойно и уверенно. Всё росло не по дням, а по часам. Сразу всё отведённое под сад пространство навья заполнять не стала, чтоб будущей супруге было где развернуться.

– Славно у тебя вышло, – похвалила заглянувшая в гости Огнеслава. – Впору уже и хозяюшку сюда приводить.

– Не знаю только, захочет ли она сюда прийти... – Гледлид, вздохнув, присела около небольшого цветника под окном, погладила молодой розовый кустик, и он выпустил несколько новых листиков.

Быстрый переход